— На месяц, а то и полтора. Ты отдыхай во всю Ивановскую. Еду тебе оставляю. Вернусь — сочтемся. Ты по какой статье-то сел?
— Госхищение, — глухо ответил Виктор. Он все еще никак не мог оторваться от картошки, так неожиданно вкусна она ему показалась.
— АФерист, значит, — сказал Вася с почтением. — А я вот по третьей ходке числюсь, просто не за фуй, — грустно мотанул головой и вновь продолжал наставления: — Отмечаться ходи утром и вечером, не вздумай опаздывать. Дежурный помощник начальника колонии — редкая сука, враз вернет в зону. Ну ладно, — заспешил Baся. — Я поехал. Счастливенько оставаться! — Счастливый обладатель своего дома и самой престижной в зоне работы — сторожа, схватил приготовленный заранее рюкзак и рысью бросился через сад к остановке. — В случае чего — ключ под крышей оставлен! — прокричал он Виктору на ходу.
Закрыв на ходу за ним дверь, Виктор поставил чайник на электрическую плитку и включил радиоприемник.
В дверь постучали.
— Открыто! — крикнул Виктор, обернувшись.
Вошел высокий белобрысый офицер.
— Здорово, Светлов, — добродушно бросил он, усаживаясь на покрытую чистой простыней — особый зэковский шик — койку. — Перед тобой начальник связи колонии.
— Добрый день, гражданин начальник, — уныло пробормотал Виктор, а глаза его говорили: «И здесь от вас покоя нет».
— Чаем, что ли, угостишь? — спросил начальник связи, без церемонии придвигая себе стакан и наливая из чайника. — Слышал я о тебе. Среди прочих ты и мою жену спас. Она ведь санитарка. Вот привет тебе передает.
Офицер живо привстал и начал выкладывать из портфеля пакеты, красиво перевязанные красной тесемкой, консервы и баночки.
— Спасибо, — смущенно благодарил Виктор, ничего не понимая и от этого чувствуя себя одураченным.
— Многие за тебя просили, да и начальство, видно, чувствует себя обязанным… поди, не зря сюда перевели. А теперь значит, так, — заговорил он четко и конкретно. — В доме ничего лишнего не говори. Вчера по прямому указанию полковника Томилина я установил жучки. Так что вся оперчасть будет тебя лучше слышать, чем твой собеседник.
— И сейчас слышит? — поинтересовался Виктор, прекрасно понимая бессмысленность вопроса.
— Я отключил линию до двадцати четырех часов. Вроде по техническим причинам. Но ты имей в виду: не все офицеры одобряют лагерный беспредел. Я знаю цену людям, которые вас «воспитывают». И ничего не боюсь. Свое мнение о порядках в зоне я не скрываю от начальника управления.
— А если выгонят? — не удержался Виктор. — Дa вы угощайтесь.
— Я специалист, и если меня выгонят «на гражданку», я не заплачу. А ты меньше базарь в помещении, — вновь напомнил офицер. — За тобой, как я понимаю, идет охота. Ну, спасибо за чаек. И не расслабляйся. Я не последний гость.
После вечерней проверки Виктор долго не мог уснуть. Он сидел у окна, глядя на отблески огней пригородов Москвы. Окраины столицы меньше чем в ста километрах, но казались недосягаемы. Сколько раз он молча проигрывал ощущение счастья, которое испытает по другую сторону забора. Но счастья не было. Только тревога и боль ожидания. Он пытался представить, когда Ольга узнает, что его нет в зоне, и как быстро отыщет его жалкую сторожку, затерянную среди гигантского хозяйства товарной станции.
За окном совсем уже стемнело. Виктор погасил свет, чтобы не привлекать внимание караула, который, как ему говорили, частенько посещает бесконвойников, надеясь поживиться запрещенной водкой.
«Ягода малина, нас с тобой манила…» — пел, захлебываясь, радиоприемник.
— Ну что, надо ложиться, — вздохнул Виктор. — Не проспать бы утреннюю проверку.
В этот момент дверь сторожки вновь отворилась.
Все, что случилось вслед за этим мгновением, Виктор вспоминал потом, уже следующей ночью, в горячечном и мучительном бреду, когда судьба швырнула его опять в беспросветную темь…
После окончания работы Виктору было велено собрать вещи и идти в зону.
— Куда меня? На расконвойку в другую зону? — сдерживая охватившую его ненависть, поинтересовался Виктор.
— В другую зону. Да пошевеливайся. — буркнул дежурный.
Не прояснил ситуации и поджидавший его у входа в зону Хмель.
— Будь в полном отказе. Ребят, бравших директора, грохнули. Документы в прокуратуре. Будь в полном отказе, если хочешь жить, — только и успел шепнуть Хмель.
Виктор хотел попросить Хмеля сообщить обо всем Ольге, но передумал. Ему нужно было самому разобраться в происшедшем. Пока же было ясно лишь одно — он вновь стал игрушкой в чьих-то руках. Неясна была и цель перевода. Скорее всего вновь с ним собирались расправиться. На этот раз, возможно, во время конвоирования.
Пока же, как это и положено при любых перемещениях арестантов, Виктор должен был пройти тюремный фильтр-отстойник — штрафной изолятор или, как называют его зэки, «шизо».