– Квартира замечательная, Леша. Только есть здесь присутствие какой-то другой жизни. Чужой. И запах. Как будто духами женскими пахнет. Знаете, бабушка моя еще такими душилась. Запах такой терпкий и немного сладковатый. Чувствуете?
Молодая приятная женщина неуверенно оглядывалась по сторонам. Было видно, квартира произвела на нее впечатление. А как могло быть по-другому? Огромные комнаты, деревянные панели, мощные бронзовые люстры, распашные широкие двери. Но и чувство неуверенности в правильности покупки не оставляло. Смогут ли они наладить здесь свою жизнь? Не будут ли давить старые стены?
– Это мы все уберем, я ж говорю, будем вам делать новую квартиру. Сейчас поедем по объектам, и я покажу, как делаю ремонт. Потом выберем материалы. Вот здесь, смотрите, – Клюев открыл створки окна, – ну кто сейчас так делает, что это за рамы? Сделаем сплошное французское окно. Панели сдерем, стены под покраску. Думаю, гостиную сделаем светло-персиковой. Александр Ильич, что скажете?
– Это пусть жена выбирает. Мне все равно. Для меня главное вот что. – Приходько подошел к балконной двери, сильно дернул за старую ручку и вышел на широкую балконную веранду. Лика, ты только посмотри, какой вид?! Это ж чудо!
– А вы думали?! – Клюев в один момент оказался рядом. В самом сердце парка. Напротив – вилла Рубинштейна. Ну я ж говорю – нам просто повезло! Анжелика, где вы там? Идите к нам!
Клюев побежал искать Лику. Та сидела в огромном кожаном кресле и листала старый фотографический альбом.
– Леш, вы только посмотрите, даже страшно подумать, сколько лет прошло, а на фотографиях бушует жизнь. И как все оформлено. Рамочки, надписи. А женщина какая интересная, да? Настоящая немка, одно слово – порода. Это ведь она на большой семейной фотографии, в окружении детей и внуков? Только уже очень пожилая.
Анжелика кивнула на стену.
– Да, похоже на то. – Клюев нетерпеливо посмотрел на часы. – Ладно, Лика, все. Времени нет, пойдемте посмотрим на вид с балкона и нужно ехать дальше.
Анжелика разочарованно закрыла альбом и положила его на затейливый журнальный столик со столешницей из темного малахита.
Нет, она бы лучше досмотрела альбом. Что вид из окна? Он таким и останется. А сейчас она как будто прикоснулась к другой жизни. Жила в доме семья. Жена, муж, дети. Те, что на этой большой фотографии. И вот никого нет, вещи разбросаны, в углу свалены никому не нужные книги, картины вынуты из рам и уныло стоят вдоль стен. Как это все грустно. Анжелика вздохнула. Клюев, прав, что про это думать. Наверное, рано или поздно это ожидает каждого из нас.
Доктор Клаус Вагнер тяжело встал с кресла и медленно направился в сторону кухни. Старинные часы на стене в гостиной пробили одиннадцать часов, время утреннего кофе. Нет, не потому что ему хотелось, просто вошло в привычку. Сейчас он пойдет на кухню, намешает себе кофе из баночки и сделает маленький бутерброд с сыром. Раньше это был аппетитный горячий бутерброд с сыром, ветчиной и тонким слоем масла. Именно такой делала в тостере Вильгельмина. Но вот уже три года Вильгельмины нет, а он все делает себе этот бутерброд и готовит кофе. По привычке или в память о былых годах? Это будет совсем другой бутерброд и другой кофе.
В их прежней совместной жизни он просыпался раньше всех, в полшестого утра, садился на велосипед и ехал к булочнику на Вернерштрассе. Булочник выходил встречать его на улицу, завидев издалека.
– Морген, доктор Вагнер. Как ваше здоровье? Жена? Дети? Ваш заказ уже готов, как всегда. Булочки только достал из печи. Все свежайшее.
– Морген, господин Краузе. Вы, как всегда, очень внимательны. Дети ждут ваших булочек. Да и жена довольна. Про свою сестру не волнуйтесь, она идет на поправку. Думаю, в среду можно будет ее из клиники забрать. И не благодарите меня, – строго прибавил он, – я не сделал ничего сверхъестественного, Симона – здоровая женщина с прекрасным иммунитетом.
Мужчины с чувством пожимали друг другу руки, и, расплатившись, Клаус ехал домой. На руле велосипеда вкусно пахнул пакет свежим хлебом. Вильгельмина любила булочки с тмином, а Юрген с маком, близнецам было вообще все равно, что есть, Хильда же, напротив, предпочитала обычный французский батон. Она любила его намазывать тонким слоем масла, а сверху вишневым джемом. И больше никогда и ничего не ела на завтрак. Мать возмущалась, но ничего не могла сделать, дочь с детства была упрямой.
Воспитать четверых детей – это вам не шутка. У каждого свой характер, свои привычки. Самыми неприхотливыми были, как ни странно, близнецы. Может, потому что самые маленькие. И родились они уже, когда в семье росли двое детей и установились свои порядки, традиции.
Труднее всего было со старшей, Хильдой. И что за характер? В кого? В последнее время, думая о рассыпавшейся семье, доктор Вагнер все больше приходил к выводу, что дочь пошла в него. И поэтому произошел этот ужасный разрыв. И врачом стала, как отец, и возражений не терпела.