Третий снимок с самого начала нарушает базовую гармоничную схему других фотографий Тонга, соединяя круглые формы аттракциона с квадратными формами скамьи; в то же время голубой цвет стульев и самого верхнего аттракциона эту гармонию восстанавливает обратно.
Фотографии аттракционов в «Народном парке» также сочетаются с выцветшими снимками членов семьи Тонга, сделанными в таких парках, когда он был ребенком. Этот контраст старого с новым воскрешает в памяти события давно минувшего детства, но избегает ироничной репрезентации тривиальной с эстетической точки зрения семьи в качестве произведения высокого искусства (качественная разница между семейными снимками и нынешними фотографиями Тонга слишком уж бросается в глаза). В действительности два эти типа фотографии очень эффективно дополняют друг друга. Обычные «фотки» возвышаются благодаря тому, что их представляют вместе с реальными произведениями высокого искусства фотографии; а высокое искусство фотографии, со своей стороны, демонстрирует нам, что уходит корнями в человеческий опыт, задокументированный с использованием изобразительных средств. Безмолвная гармония снимков Тонга с тщательно выстроенной композицией предоставляет ему возможность (а вместе с ним и нам) воскресить в памяти места, где прошло детство, но отнюдь не в идеализированной манере, что позволяет принимать во внимание бег времени, не погружаясь в иронию или банальность.
Серия «Если на небе идет дождь» документирует распространенную китайскую практику погребений. Родственники покойного делают вручную или покупают готовые бумажные копии предметов, дорогих его сердцу, и потом ритуально хоронят их вместе с ним, что, как предполагается, позволит ему жить в достатке, а то и в роскоши на небесах. Внешне эти грубые бумажные копии потребительских товаров представляют собой кич, и их съемка с последующей репрезентацией в контексте высокого искусства может показаться характерным актом постмодернистской иронии. Но цели Тонга далеки от иронии: представляя данный проект на своем сайте, фотограф говорит, что все изображенные на снимках предметы были «сожжены в виде подношений моим предкам». По сути, в этом случае он достигает пропитанного духовностью и эстетикой двойного фреймирования этих подношений. Снимая их в нейтральной манере на черном фоне в отрыве от любого контекста, он наделяет их эстетическим достоинством; и наоборот, духовный заряд этих предметов передается обратно зрителю через эстетический акт, который обобщает и усиливает эффект отдельных подношений.
По всей видимости, лишь по чистой случайности подобную процедуру задействует в своем искусстве высокой фотографии и германский мастер Томас Деманд, который умело делает трехмерные картонные копии интерьеров и предметов, снимает крупноформатной камерой, а затем уничтожает (см.: Eshelman, 2008). Создавая, документируя, а потом разрушая эти объекты, Деманд выступает в ипостаси фотографа-бога, совершая свой собственный священный ритуал сотворения в эстетической, мирской манере. Тонг, со своей стороны, косвенно принимает участие в священном ритуале, возвышая его до уровня искусства; вместо того чтобы являть нам китчевую, плоскую смерть, он предлагает трехмерные (пусть даже неумело сделанные) произведения искусства, выполняющие очень реальную и важную функцию благодаря связи с теми, кого уже нет в живых. Материальный след этих фотографий ведет не к смерти, но к жизни.