Метамодернизм. Историчность, Аффект и Глубина после постмодернизма

Фотографии Кисиной, в отличие от него, хоть и не допускают простой идентификации с темой (представленной по большей части невыразительным городским пейзажем), но при этом предлагают метафизический путь преодоления этой невыразительности через использование формальных либо композиционных средств. Ее снимки всегда предполагают существование в унылых, внешне непривлекательных городских пейзажах некоего высшего порядка, который действует через уточненную форму, а не через грубую, беспощадную материю. Эта перспектива носит глобальный характер. Она возникает по той причине, что Кисина, физически оторванная от родины, может свободно туда возвращаться и исследовать ее без ложной сентиментальности и ностальгии.

Из-за этого ее работы трудно идентифицировать жителям как Запада, так и Востока, хотя они представляют собой что-то вроде планетарной, глобальной перспективы, соединяющей искреннюю близость к «родному городу» с более высоким, внешним видением порядка.

НИКИТА ПИРОГОВ

Никита Пирогов – молодой фотограф из российского Петербурга, создающий из повседневного материала волшебную гармонию. На одном из снимков цикла «Другой берег» (см. рис. 12.2) мы видим лицо девушки, буквально вырезанное из окружения тонкой, серой линией вокруг него и словно существующее в собственной плоскости, за которой лежит почти что осязаемая поверхность воды. Именно эта оторванность от фона превращает совершенно нормальное выражение на этом лице в нечто светящееся и заманчивое: оно настолько открытое и восприимчивое, что в него практически можно влюбиться. Вместо того чтобы пугаться нацеленного на нее объектива фотографа (который, что ни говори, направляет камеру прямо на нее сверху), девушка меняется с ним ролями и очаровывает нас как зрителей.

Рис. 12.2. Из цикла «Другой берег» – Никита Пирогов

Тем, кто знаком с состоянием дел в современной художественной фотографии, этот снимок может показаться умышленным опровержением работ Томаса Руффа. Начиная с 1986 года, Руфф начал снимать плоские фронтальные портреты невыразительных людей, глядящих прямо на зрителя. Эти безрадостные по виду образы сталкивают нас напрямую с предметом величайшего любопытства – человеческим лицом, – а потом радикально это любопытство блокируют. Вместо него у нас возникает ощущение, что на нас с фотографии смотрит инертный, лишенный всего человеческого образ. Будто пресловутая, описанная Бартом «плоская смерть» (Барт, 2011; Barthes, 1981 [1980]) возродилась к жизни и зловеще смотрит на нас. Фотография Пирогова возвращает лицу девушки жизнь, а заодно и нам, но через таинственную, а не просто человеческую идентификацию: лишенное тела лицо, выглядывающее из воды, само по себе предстает перед нами в виде формальной целостности, перед которой мы не в состоянии устоять.

На следующем снимке из серии «Другой берег» мы видим черную дыру, расположенную прямо по центру рельефной земной поверхности. Однако эта дыра предстает не столько зияющей угрозой, сколько обещанием: и веточки на земле, и вызванное камерой искажение порождают ощущение порядка там, где его, казалось бы, не может быть. На одной из следующих работ серии мы видим заснеженную улицу, ведущую к некоему центру, залитому призрачным, но чарующим светом. К этому центру нас ведут дома справа и деревья слева; золотистые отблески на зданиях четко очерчивают размытую точку, расположенную посреди фотографии и содержащую в себе обещание. Еще на одной фотографии обрамление в виде деревьев ведет нас в глубь снимка к детской горке, окрашенной в яркие, искусственные цвета, но пребывающей в полной гармонии с естественным окружением: горка обрамлена деревьями, ветви которых мягко воспроизводят ее диагональ. Мы по-прежнему осознаем разницу между природой и культурой, но они словно дополняют друг друга, не вступая в ироничный конфликт. На последнем снимке серии отражения и цвет на водной поверхности наделяют повседневную сцену мерцающей, эфирной многомерностью, в результате чего она словно возрождается и собирает вместе разрозненные материальные компоненты, чтобы вновь стать одним целым.

Оптимистический метафизически проект (собранный в серии с удачным названием «Другой берег») может быть сопоставлен с работами Кисиной непосредственно: разница здесь заключается в том, что его поиск порядка и смысла действует изнутри страны и поэтому намного ближе к тематике съемок (лица, дыры в земле, лужи и т. д.) по сравнению с работами Кисиной и в силу этого представляется более абстрактным и чувственным в стилизации реальности. Пирогов живет в восточноевропейском окружении, в котором и снимает, в то время как Кисина лишь время от времени туда возвращается, при этом это окружение воспринимается в терминах скорее потенциала загадочности, нежели с точки зрения тематических разочарований.

НИКОЛАС ХЬЮЗ