Метаморфозы

Как и обещал директору, Снейп направился к нему сразу, как проснулся. Его разумная часть осознавала, что после четырехдневной голодовки ему стоит съесть хотя бы легкий завтрак, если он не хочет свалиться посреди занятия, но у него не было ни малейшего желания идти в Главный Зал, и он был уверен, что и в собственных апартаментах ему кусок в горло не полезет. Слишком много кошек одновременно скребли у него на душе. Сейчас все его вчерашние домыслы казались абсурдными. Дамблдор слишком давно искал хоркруксы, это он вычислил принципы, которыми руководствовался Темный Лорд, создавая их. Если бы меч Гриффиндора был хоркруксом, он бы уже знал об этом. И потом, как мог этот ублюдок добраться до меча? Глупо. Очень–очень глупо.

«Ты стал такой размазней, Северус, — насмешливо произнес внутренний голос. – Стал верить в любовь, в дружбу, в признательность, в счастливый конец. Стал врать самому себе и верить в эту ложь. Это отвратительно! Подбери слюни, Сопливиус! Нагини твоя цель. Делай, что должен. Зачем ты пытаешься выжить?»

Проклятье, у него было столько причин, чтобы жить! У него была Гермиона (хотя смешно думать, что Дамблдор будет покровительствовать этим отношениям теперь). У него был его факультет, который отчаянно в нем нуждался. Были незаконченные разработки, недописанные статьи, недочитанные книги… Был Люпин, в конце концов, которой каждый месяц должен был принимать его зелье. Да он просто хотел жить! Хотел увидеть, чем все закончится. Хотел знать, как проклятый Поттер избавится от змеиного ублюдка.

Все эти мысли роились в его голове с самого пробуждения. Когда Северус понял, что бессмысленно ходит по своим комнатам взад–вперед, оттягивая момент, когда он предстанет перед Дамблдором, он тихо выругался на себя, стремительно приблизился к камину и, бросив в него дымолетного порошка, отрывисто произнес: «Кабинет директора».

— Северус! – казалось, Дамблдор не ожидал увидеть его так рано.

«Ну да, конечно, — усмехнулся про себя Снейп. – Если он не ждал меня так рано, то что он вообще здесь делает?»

— Директор, — зельевар слегка наклонил голову в знак приветствия. Он старательно держал на лице маску холодного безразличия, но не мог заставить себя смотреть старому волшебнику в глаза.

— Чаю, Северус?

«Будь ты проклят, Альбус! Зачем ты так со мной? Зачем делаешь вид, что ничего не изменилось?» — Северус медленно опустился в кресло, отрицательно качая головой. Простой вопрос директора разрушил всю ту защиту, которую он старательно возводил все утро. Это было словно напоминание о том, что он потерял. Стало как‑то тоскливо и одиноко. Снейп и не подозревал раньше, сколько для него значит мнение директора и его расположение.

— Как ты себя чувствуешь? – голос старика был мягким и заботливым, совсем как раньше, когда Северусу приходилось возвращаться со встреч с Волдемортом, на которых тот был не в духе. Зельевар до боли стиснул зубы.

— Достаточно хорошо, чтобы еще раз предстать перед Темным Лордом, — его голос был тихим и хриплым. – Не волнуйтесь, я все еще в состоянии справиться с Нагини. Я вас не подведу.

Дамблдор вздохнул.

— Я так и думал, — пробормотал он. – Ты сердишься на меня.

Снейп был так удивлен этой фразой, что посмотрел в лицо директора. Но он не смог долго выдерживать взгляд мудрых голубых глаз.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — резко сказал Мастер Зелий, поворачивая голову в сторону окна.

— В нашу последнюю встречу я был… слишком суров к тебе. Я осудил тебя, хотя не имел на это право. Я прошу прощения, — голос волшебника был спокойным, серьезным и таким правдивым, что у Снейпа моментально родилась безумная надежда, которую он жестоко задушил.

— Директор, вам совсем не обязательно создавать иллюзию прежнего расположения. Вы прекрасно знаете, что я обязан вам слишком многим. И даже теперь, когда вы презираете меня, как и все остальные, я не собираюсь отступать и отказываться от своих обязательств. Я уже сказал, что убью Нагини, и я это сделаю, — все это Северус выпалил на одном дыхании, его интонации были несколько жестче, чем он обычно себе позволял. Он пытался спровоцировать Альбуса на более искренний тон. Он знал, что то холодное презрение, с которым Дамблдор обращался к нему в прошлый раз, будет весьма болезненным, но наигранное расположение было еще тяжелей.

— Я не создаю никаких иллюзий, мой мальчик, — мягко сказал директор. – Я говорю, что думаю. Когда ты рассказал мне о том ребенке, я разозлился. Я всего лишь человек и тоже могу поддаться чувствам в какой‑то момент. Я и сейчас не оправдываю того, что ты сделал. Вот только судить тебя за это не могу. Ты сам себе самый суровый судья. Я уверен, что сейчас ты осознаешь чудовищность этого поступка. Но тогда ты был молод и напуган. Я могу понять твой страх того, что Волдеморт мог обрести над тобой еще большую власть, чем у него уже была. И ты ведь не сам дал ей это зелье…