Метаморфозы

Когда Гарри ушел в подземелье к Северусу, в гостиной Гриффиндора еще продолжалась тренировка. Больше всего на свете Гермионе хотелось уйти вместе с Гарри, но она понимала, что профессор не просто так назначил это «взыскание» и она, скорее всего, будет там лишней. Она старалась сосредоточиться на заклятиях и контрзаклятиях, но мысли ее были далеко.

Ее мысли крутились вокруг предполагаемых событий завтрашнего дня. Как все пойдет? Устоит ли Хогвартс? Суждено ли им всем погибнуть? И если они все‑таки победят, то кто заплатит жизнью за эту победу?

Гарри вернулся каким‑то удрученным. Он раздал бутылочки с Феликсом, объяснил когда и как его принимать, назначил ответственных за каждую из порций. На все расспросы Рона и Гермионы он отвечал или угрюмым молчанием или общими фразами типа: «Завтра видно будет». В конце концов, Гермиона не выдержала и отвела его в сторону, напрямую спросив:

— Северус сказал тебе, где будет завтра? Что он будет делать?

Она намеренно назвала своего учителя по имени, чтобы Гарри понял: это не праздное любопытство, Снейп ей не чужой… И он понял.

— Он завтра отправится к Волдеморту, — тихо сообщил он, сочувственно глядя на нее. – Не спрашивай зачем! Так надо. Он перейдет на нашу сторону уже в процессе битвы.

Гермиона не знала, что она может на это ответить. Она не могла вспомнить слов, она могла только слышать свое бешено колотящееся сердце. Он пойдет к Волдеморту! Он предаст его прямо там, посреди битвы. Он будет в одежде Пожирателя, он будет мишенью сразу для двух сторон.

Холод и пустота в голове стали наполняться обрывками каких‑то фраз из магловской песенки, которую она часто слышала по радио дома, у родителей. Сейчас она не могла вспомнить ни кто ее поет, ни как она называется. Она даже слова и мелодию толком не могла вспомнить. Почему же эти обрывки стучаться в голову? О чем эта песня? Что‑то о том, как вскоре его не станет, и он уже никогда не будет ее… «Навсегда не твой»[2]…

«Почему навсегда не мой? – думала девушка, невидящим взглядом уставившись в огонь. – Я люблю его. Он меня любит, пусть и не говорит об этом. Мы так подходим друг другу…»

«Но он твой не более чем был твоим Рон, да и ты принадлежишь ему не больше, чем принадлежала Рону, — вмешался внутренний голос. – Ты не его женщина, неужели это так трудно понять? Вы сами выстроили эту стену между вами в угоду общественному мнению и каким‑то глупым твоим принципам. Что изменит выпускной? Такими темпами один из вас, а то и вы оба можете не дожить до выпускного».

Гермиона встрепенулась и с мрачной решимостью отправилась к Гарри за мантией–невидимкой. Она должна быть сейчас с Северусом. Она не может допустить, чтобы последняя их встреча была на уроке зелий. И она должна отбросить свои страхи и сомнения, свои глупые, детские представления о морали и делать то, что велит ей сердце.

Когда Снейп распахнул ей дверь, сердце девушки болезненно сжалось: он выглядел еще хуже, чем сегодня днем. Быстро скользнув в комнату, не снимая мантии, она отошла подальше от двери, чтобы ее нельзя было увидеть из коридора.

С невозмутимым видом зельевар спокойно закрыл дверь и повернулся к ней, сложив руки на груди и привалившись спиной к двери. Он смотрел в пространство, не зная, где именно находится Гермиона, и выражение его лица невозможно было прочитать. Гермиона скинула мантию, оставшись в джинсах и удобной толстовке, в которых тренировалась с другими Гриффиндорцами. Только сейчас она начала думать, что стоило одеть что‑то более… соблазнительное, что ли. Может, стоило и нижнее белье поменять на что‑то более взрослое и красивое? И что еще делают в таких случаях? Бреют ноги? Еще что‑нибудь бреют?..

Гермиона сама не заметила, как ее начало трясти, как зельевар приблизился к ней и крепко обнял, как она уткнулась ему лицом в плечо и начала тихо всхлипывать.

— Я не думал, что ты придешь, — пробормотал он, гладя ее по волосам. – Но я рад, что ты здесь.

Все страхи Гермионы на секунду отступили, и она воспользовалась этим моментом, чтобы дотянуться до губ зельевара. Поцелуй был не таким, как обычно. Было в нем что‑то отчаянное, что‑то горько–сладкое, болезненное и приятное одновременно. Она отчаянно не хотела прощаться, но в то же время не могла избавиться от мысли, что они вместе в последний раз.