Между

– Неплохо. Совсем неплохо. А что до твоего вопроса, то – нет, не убью, если ты вдруг проявишь слабость. Просто прогоню. Правда, в ближайшее время тебе это не грозит… – он снова улыбнулся, но на сей раз не насмешливо, а искренне. – Держи.

Седой протянул ему большое полотнище серой шерстяной ткани:

– В этом килте тебе будет гораздо удобнее.

– Это – килт? Однотонное полотно – килт?!

– Разумеется, – Волк приподнял бровь. – Это люди ткут килт в клетку, привязывая себя к тому клочку земли, который они называют родиной. Клетка узора – она и становится клеткой, в которой они запирают себя сами. Сидхи украшают себя узорами, хитрейшими узами-узлами связывая себя с Аннуином. А нам в ан-дубно узор будет только мешать. Тебе, живому человеку, – особенно.

Седой положил руку ему на плечо:

– Переоденься. Теперь тебе пора. В этом килте и превращаться будет легче. Сбрось человеческую шкуру, Конь и племянник Коня.

От последних слов Друста будто обожгло – Вожак сказал: «марх, племянник марха».

Кромка облика: Друст

Я вышел из пещеры. В мою сторону старательно не смотрели – все до одного.

Даже в мире людей принять одежду из рук вождя – всё равно что стать ему сыном. А уж тут… Седой предложил мне гораздо большее: он хочет, чтобы я перестал быть человеком.

Хочу ли этого я?

Что связывало меня с миром людей?

Дядя? – он травил нас собаками.

Эссилт? – она меня не любит.

Уйти от людей в Стаю – навсегда? Что ж, Седой, по крайней мере, честен, хотя и жесток. Пусть он беспощаднее большинства людей, но по мне лучше лютый волк, чем люди-гадюки.

* * *

Друст сорвал с себя человеческую одежду, на удивление изветшавшую за эти месяцы – словно годы прошли. Он ступил босиком на снег – мягкий, пушистый. Воин не ощущал холода, будто и не стоял нагим посреди зимнего леса. Аккуратно расправил на снегу серое полотнище, собрал его в складки посредине. Нахмурился, поняв, что Вожак не дал ему пояса, так что придется взять старый, из мира людей. Пропустил пояс под складками ткани и лег на собранный килт, запахивая его края на себе. Застегнул пояс, встал. Потом обвязал вторую половину полотнища вокруг пояса – совершенно не было холодно, и укрывать спину и грудь верхней частью килта не хотелось.

Поразмыслив, Друст собрал свои волосы в хвост – как у Седого.

Человеческая одежда осталась в снегу – охотник Аннуина даже не взглянул на нее. Клочья шерсти после линьки, не более.

Кромка Аннуина: Араун

Люди – странные существа. Забавные. Никогда не устану удивляться их способности ненавидеть то, что любишь.

Взять того же Пуйла – он полюбил Риэнис с первого взгляда и целый год? век? – смотря как считать, – отворачивался от нее. Женился на Рианнон, чтобы забыть Риэнис. Забыть не смог, от тоски умер…

Теперь этот внук Рианнон так мечтает о своей королеве, что возненавидел всё человеческое. Мнит себя могучим Конем, вроде Марха, а сам – жеребенок, не старше.

Кромка чуда: Эссилт

В замке Рианнон мне досталась совсем крохотная комната: ложе да ткацкий станок, больше там не могло поместиться ничего. А еще там было окно – высокое, стрельчатое, с дивной красоты деревянным переплетом, каждый раз – разным. Я почти научилась разговаривать с этим окном, понимать язык его узоров, так часто менявшихся в такт моему настроению.

…Когда всё заволокло осенним туманом, и девы-сидхи вышли собрать его седые пряди, подобно тому, как люди стригут овец, я пошла с ними. Собирать туман оказалось проще, чем я думала, – клочья призрачной седины послушно ложились в ладони, я легко обрывала их и вскоре вернулась к себе с огромной охапкой нечесаной шерс… то есть нечесаного тумана.

Остальная работа была мне привычна. Только и разницы, что эти пряди невесомы.

Вскоре я принялась ткать.

Сновал уток, стучало бердо. Мягче мягкого выходила ткань. Белые искорки поблескивали в ней. Слово «полотно тумана» становились реальностью.

Сон? Чудо? Грёза?.. – ощущение счастья и полной нереальности происходящего. Так, медленно просыпаясь, еще не можешь отличить сон от яви, реальность от видения, но – ты еще там, и ты можешь лететь над грузной землей, не ощущая ее тяжести…

* * *

Ельник уступил место прозрачному березняку. Серые тучи на небе сменились белыми, а потом и вовсе проглянуло бледное зимнее солнце. Друст стоял на лесном холме и смотрел вниз, на поле, где несколько молодых волков пытались одолеть кабана.

Или, если взглянуть иначе, полдюжины охотников в белых килтах – от совсем мальчишек до взрослых юношей – тренировались с Фейдаугом.

Друст так и не смог понять, кто такой Фейдауг. Явно не сидхи – невозможно представить себе Светлого, который превращается в кабана. Человек-оборотень? – только не он! Зверь-оборотень? кабан, принимающий людское обличье? – вряд ли: звериной ярости в Фейдауге не было. Полукровка, как сам Друст? – может быть…

Наставник сыновей Седого.

Друст присел на корягу, даже не стряхнув с нее снег, – холода он не ощущал. Он думал о Стае.