Читаем Между Христом и Антихристом. «Поклонение волхвов» Иеронима Босха полностью

Вероятно, что он действительно противопоставил двух первых волхвов их третьему, чернокожему, спутнику. Тот не просто держится в стороне от товарищей, а композиционно отделен от них фигурой Антихриста[326]. На одеяниях или подарках всех трех волхвов изображены ветхозаветные сцены, в которых христианские богословы видели указания на Рождество, Богоявление или Распятие. Однако в облике последнего, самого младшего, короля есть слишком много пересечений с Антихристом, который стоит перед ним. У обоих на одежде нарисованы тернии или сухие ветви[327]

. Оба носят идентичные жемчужные серьги: только у волхва украшение вставлено в ухо, а у мрачного персонажа, стоящего в дверях хижины, – в ногу.

Осмелюсь предположить, что Босх не просто изобразил трех (бывших) язычников, склонившихся перед христианским Богом, а показал своего рода континуум обращения. Третий, чернокожий, маг, как у других художников XV в., у Босха напоминал об универсальности христианского послания. И в то же время в статной фигуре этого волхва еще много языческого и чуждого христианству. Босх был не первым художником, поместившим его на самом большом расстоянии от Девы Марии и ее божественного младенца. И до него в облике третьего короля появлялись детали, напоминавшие об иноверии. Однако у Босха дистанция, умноженная на перекличку с Антихристом, вероятно, говорит о большем. Чернокожий волхв дальше всех от Христа не только в буквальном, но и в духовном плане.

В средневековой иконографии встречаются примеры такой визуальной регрессии. Один из них мы найдем в австрийском Часослове, который был создан около 1470 г. для Иоганна Зибенхиртера – великого магистра рыцарского Ордена св. Георгия. Там трое священников причащают троих мирян, стоящих перед ними на коленях. У первого священника в руках гостия, на которой виден младенец Христос; у второго – просто ломоть хлеба; а у третьего (с темным, словно у мавра, лицом) – жаба. Эта сцена демонстрирует праведное и неправедное причащение. Добрый католик, который верит в пресуществление, вкушает тело Христово. Для второго человека (он сомневается в таинстве евхаристии или верует, но нетвердо?) хлеб остается хлебом. А третий – это, скорее всего, еретик, отверженная душа. Для него гостия обращается в демона в облике жабы или в жабу как воплощение всего нечистого. У первых двух причащающихся кожа светлая, как у священников и епископа. У третьего, грешника, лицо темное. И этот цвет указывает на его связь с силами тьмы[328]

.

Здесь дидактика проста и прозрачна. Образ, созданный Босхом, конечно, намного сложнее. Чернокожий король, стоящий дальше всех от Христа, молод, красив и статен. Художник явно им любуется и ждет того же от зрителя. Несмотря на странные детали одежды и украшений, сближающие его с Антихристом, его облик скорее не зловещ, а экзотичен. Босх, если бы захотел, мог изобразить его отталкивающе уродливым – в карикатуре на врагов Христа он знал толк; мог снабдить его символами (как скорпион или жаба), которые в ту эпоху однозначно считывались как нечистые и дьявольские; мог одеть на восточный манер и тем самым напомнить о его связи с миром иноверия. Однако он этого не сделал. Видимо, потому что демонизация третьего короля не входила в его планы. Фантастический костюм чернокожего волхва ясно говорил о том, что он выходец из экзотических земель, из неведомого далека, но все же не выносил ему однозначной оценки (рис. 112).

Слово «экзотика» тут очень важно. На рубеже XV–XVI вв. португальцы и испанцы, стремясь добраться до Индии, обогнули Африку и движимые той же мечтой случайно открыли новый континент – Америку. Всего за несколько десятилетий географические горизонты Старого Света радикально расширились. Открытия вели к колонизации, а колонизация – к новым открытиям, а они – к изменениям в картине мира. Завоевания были сопряжены с проповедью. Бескрайний мир иноверия, который открылся перед европейцами, предстояло крестить. Обращение было одновременно религиозным императивом и одним из инструментов господства. Инаковость африканцев и индейцев не только отталкивала, но и манила. Люди Запада много веков грезили о богатствах Востока и скупали предметы роскоши, которые создавали в Леванте, Персии, Индии, Китае. Теперь в средиземноморские порты, а оттуда по всей Европе стали привозить диковины (предметы, зверей, а порой и людей) из глубин Африки и из Нового Света.


Рис. 112. Экзотический третий волхв и его слуга, написанные неизвестным современником Босха. На сосуде со смирной, который они вместе держат в руках, в золоте вычеканено лицо такого же мавра в тюрбане (портрет самого волхва?).

Поклонение волхвов. Нидерланды, 1480–1490-е гг.

Amsterdam. Rijksmuseum. № SK-A-2545


Перейти на страницу:

Все книги серии Искусство как наука

Между Христом и Антихристом. «Поклонение волхвов» Иеронима Босха
Между Христом и Антихристом. «Поклонение волхвов» Иеронима Босха

Со времен Средневековья до нас дошли тысячи изображений евангельской сцены, где три волхва приносят дары новорожденному Иисусу. Среди рельефов из слоновой кости, книжных миниатюр, мозаик, фресок, алтарных панелей и витражей выделяется один образ, который давно интригует историков, – триптих «Поклонение волхвов», написанный Иеронимом Босхом.В нем множество иконографических «аномалий». Что за бородатый человек стоит в дверях хижины? Его красный плащ накинут на голое тело, на голове тюрбан, обвитый терниями, а лодыжка заключена в стеклянный сосуд, сквозь который виднеется кровоточащая рана. Почему на одеждах чернокожего волхва и его слуги написаны сирены и рыбы, пожирающие друг друга?На Западе трех «королей», пришедших в Вифлеем, почитали как святых, а эти детали плохо вяжутся с праведностью. Чтобы расшифровать послание Босха, историк-медиевист Михаил Майзульс обращается к средневековой демонологии, антииудейской полемике, астрологическим теориям и апокалиптическим мифам о последних временах и Антихристе.

Михаил Романович Майзульс

Искусствоведение / Прочее / Культура и искусство

Похожие книги

Дягилев
Дягилев

Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) обладал неуемной энергией и многочисленными талантами: писал статьи, выпускал журнал, прекрасно знал живопись и отбирал картины для выставок, коллекционировал старые книги и рукописи и стал первым русским импресарио мирового уровня. Благодаря ему Европа познакомилась с русским художественным и театральным искусством. С его именем неразрывно связаны оперные и балетные Русские сезоны. Организаторские способности Дягилева были поистине безграничны: его труппа выступала в самых престижных театральных залах, над спектаклями работали известнейшие музыканты и художники. Он открыл гений Стравинского и Прокофьева, Нижинского и Лифаря. Он был представлен венценосным особам и восхищался искусством бродячих танцоров. Дягилев полжизни провел за границей, постоянно путешествовал с труппой и близкими людьми по европейским столицам, ежегодно приезжал в обожаемую им Венецию, где и умер, не сумев совладать с тоской по оставленной России. Сергей Павлович слыл галантным «шармером», которому покровительствовали меценаты, дружил с Александром Бенуа, Коко Шанель и Пабло Пикассо, а в работе был «диктатором», подчинившим своей воле коллектив Русского балета, перекраивавшим либретто, наблюдавшим за ходом репетиций и монтажом декораций, — одним словом, Маэстро.

Наталия Дмитриевна Чернышова-Мельник

Биографии и Мемуары / Искусствоведение / Документальное
Сотворение мира в иконографии средневекового Запада. Опыт иконографической генеалогии
Сотворение мира в иконографии средневекового Запада. Опыт иконографической генеалогии

Изображения средневековых мастеров многие до сих пор воспринимают как творения художников — в привычном для нас смысле слова. Между тем Средневековью не известны понятия «творчество», «верность природе» или «наблюдение», которые свойственны Ренессансу и Новому времени. Искусствовед Анна Пожидаева стремится выявить логику работы западноевропейских мастеров XI–XIII веков, прежде всего миниатюристов. Какова была мера их свободы? По каким критериям они выбирали образцы для собственных иконографических схем? Как воспроизводили работы предшественников и что подразумевали под «копией»? Задаваясь такими вопросами, автор сосредотачивает внимание на западноевропейской иконографии Дней Творения, в которой смешались несколько очень разных изобразительных традиций раннего христианства. Анализ многочисленных миниатюр позволяет исследователю развить концепцию «смешанного пазла» — иконографического комплекса, сложенного несколькими поколениями средневековых мастеров.Анна Пожидаева — кандидат искусствоведения, доцент факультета гуманитарных наук НИУ «Высшая школа экономики».

Анна Владимировна Пожидаева

Искусствоведение