Между нами только ночь

Он вернулся домой около одиннадцати, а сын, Ванечка, не спит. Олег взял Пушкина “Сказку о мертвой царевне и о семи богатырях”, первое, что легло под руку, стал читать, дочитал, как царевна откусила яблоко (“…подождать она хотела, до обеда не стерпела… вдруг она, моя душа, пошатнулась не дыша…”)

– Вот в этот момент, когда я это произнес, – сказал мне Олег, – Ира ушла. Последнее, что я слышал от нее, она произнесла одними губами:

– Всё хорошо…

В белой ладье уплывала моя Ириша из своей последней весны в неведомое лето.

Отпевал ее православный священник – а вокруг со свечами стояли мы – даосы, бахаисты, буддисты, адвайтисты, суфийские дервиши, дельфинцы… Философы самых разных направлений.

В тот день о ней молились в Дхарамсале и в Иерусалиме. Когда мы прощались с Ирой в храме Богородицы “Отрада и Утешение”, прямо над куполом, над крестом вспыхнул яркий луч и зажглись крылья.

– Дух к духу, прах к праху! – сказал Олег.

Прах ее решили разделить на три части: одну оставить в Москве на Ясеневском кладбище, вторую опустить в воды Ганга в индийском священном городе Варанаси, а третью – развеять над Гималаями в Дхарамсале.

Ира вряд ли была бы против.

…На землю упали последние листья, осень потеснила зима. На крышу высокого дома в Чертанове, где когда-то жила Ира, выпал снег, и этот снег был особенно белым, чистым, близкое небо отражалось в нем, как в снегах Гималайских гор.

Поздно вечером Лёня вытащил на крышу огромную звезду, чтобы сфотографировать ее, как он обычно делает – он ведь всё время выносит на свою крышу – то луну, то звезду, а то и целый мешок звезд.

Звезду он положил так, чтобы вокруг не видно было никаких следов, будто звезда упала с неба, легко спланировала на пушистый снег и замерла. Он размотал длинный электрический шнур и пошел включать его в розетку. Когда Лёня вернулся с фотоаппаратом и штативом, звезда уже сияла, заливая желтоватым светом снег на крыше.

Тишков поставил камеру, настроил фокус и вдруг увидел на снегу следы. Это были узкие, неглубокие следы, они начинались прямо у звезды и обрывались на краю крыши. В воздухе стояла тишина, снег искрился, всё было иллюзорно, призрачно – …кроме этих следов. Чтобы удостовериться, Лёня подошел поближе и положил ладонь в один из них, они были еще теплые.

“Вчера ночью на землю спустился космос. Он повалился в снег, поблескивая оттуда миллионами люменов, ватт и ампер, – было написано Ирой на сложенном вдвое листочке в “Курсе чудес” на последней главе “Что есть воскресение?”. – И тут, как сказал бы какой-нибудь дзенский летописец, я обнаружила себя в бессмертном мире, где наши разделения и непрозрачность наконец исчезли, и всё неописуемо невесомо, открыто и сверкает…”

Ну а теперь я прочитаю Иркино стихотворение, которое она велела мне огласить на том нашем эпохальном аукционе с ее ремаркой “пауза”, которая мне нравится не меньше, чем сам стих.

…Когда времени накопилось так много,что оно перестало вмещаться в морщины, складкии даже в шкаф для одежды,она подпрыгнула высоко-высокои провалилась в щель между прошлым и будущим.Там не было ничего —

только свет, покой и великая радость.

(пауза)

С тех пор она больше не прыгала,но всё время куда-то шлане касаясь земли

Люблю тебя восемь дней в неделю

1. “Мои” французы!

Лёня в Париж ездил раз двенадцать. То выставка, то книжная ярмарка…

Меня никогда с собой не брал. А я и не просилась. Подумаешь, Париж, чегой-то я там забыла?

Мать моя, Люся, говорила мне:

– Пойми, мы не имеем права тратить жизнь на что-то малосущественное.

Люся хотела, чтоб мы силами своей семьи за Можайском на даче в Уваровке отреставрировали храм и очистили реку от металлолома.

Однажды едем с Люсей – смотрим: что такое? Храм роскошно отреставрирован. Оказывается, его восстановили французы. Потому что тут Бородино, и Наполеон, отступая, прятался в этой церкви.

– А может быть, отступая, Наполеон бросил в реку клад? – с надеждой сказала Люся. – Надо французам подкинуть эту идею. Пускай они всё тут расчистят у нас в Можайской области и возродят.

– Знаешь, – она говорила мне, – есть такой французский скульптор Бурдель. У него был маленький садик под Парижем. А ему лень за ним ухаживать. Сад у него весь зарос. Тогда он взял и отправил в полицию анонимное письмо: “В саду господина Бурделя зарыт покойник!” На следующий день к нему приехала дюжина полицейских, перекопали весь сад, но ничего не нашли. А через некоторое время в его саду расцвели прекрасные розы…

Такое великое доверие она собиралась оказать французскому народу.

Хотя Франция и без того всегда была бесконечно дорога нашей семье.