Между нами только ночь

Вообще никто не знал, как реагировать на это грандиозное событие, каждый реагировал по-своему. А когда солнце село, и загорелись фонари, Водолаз замигал, засветил окошками. И вдруг мы увидели Ирку, она пришла! Мы обнимали ее, фотографировались, она даже угостилась кусочком пиццы.

Тут Шашкин откупорил бутылку шипучего шампанского, стал разливать в бумажные стаканчики. Гости давай хороводы водить вокруг Водолаза. Такое пошло веселье!

И моя Ирка была вместе с нами, пришла, нашла силы, преодолев немалое расстояние от Ленинского проспекта до набережной, так ей хотелось увидеть нас, обнять и поздравить с открытием Водолаза-маяка, передать ему привет от его небесного брата космонавта Гагарина.

Для многих это была последняя встреча с ней.

На следующей неделе она ушла в хоспис, оставив на столе среди своих рисунков “Книгу чудес”, подчеркнутую в самых важных местах разноцветными маркерами, с Ириными заметками на полях, вот она лежит передо мной, последняя строчка, подчеркнутая ею, была: “Когда я проявлюсь в тебе, ты более не увидишь смерти…” Магические талисманы: овальный кусок янтаря с зеленой стрекозой внутри, друза лилового аметиста, бронзовый Шри-Ганеша, бог мудрости и благополучия… И два листа, исписанные чуть изменившимся почерком:

“Как жить, когда жизнь висит на волоске, а вокруг порхают ножницы, шприцы и вердикты врачей, а собственная близорукость размывает буквы и мысли – 48 прожитых лет скрылись в пелене дождя. А солнце, которое всегда там, наверху, замазано ровным слоем бледно-серой пастели.

Куда приложить то, что осталось во мне, то, что есть, и что будет всегда? И что это за “то”, кто б подсказал.

Шум машин за окном, неустанный, бессмысленный. Люди едут куда-то во все стороны по линиям собственных судеб. Вот новый поворот. Сколько же в голове мусора, обрывков, лоскутков несвязных. Как лоскутное одеяло, наскоро прошитое, наспех, прыг-скок, тут иголка сломалась, тут нужная ткань кончилась, там узор расползся. Каша в голове. Кому она надобна. Кого ей можно накормить. Нейроны вспыхивают мириадами, прыг-поскок, как звезды во Вселенной, и с ними перемигиваются, и их каким-то образом зеркалят. Что вверху, то и внизу. Большое в малом и наоборот. А мне ни того, ни другого не видно.

Слепнут глаза, слабеет тело, и только дух не сдается. Зачем-то ему это надо. Что-то хочет узнать и потом рассказать – мне и миру. Хотя бы тому маленькому миру, что окружает меня. Нет, Я ЗНАЮ, что он бескрайний! Я помню его таким и таким ОЩУЩАЮ.

Но дни так сузились от воткнутых в них шприцев и пакетиков с ядовитыми жуткостями, которые просачиваются в каждую клеточку тела, чтоб исправить кривь и кось, отклонения, отступления, от веры, от азимута, от луча света, на котором висит сейчас моя жизнь.

Господи мой Боже, как хорошо, что ты есть. И всё, что ты сейчас услышал, ты поймешь, и простишь, и сотрешь своей любовью в объятиях отцовских рук, которые обнимали меня с такой силой в последний раз – когда-то. В детстве. В детстве, о котором я всю жизнь вспоминала, но которое теперь пришло на помощь – фотографиями совсем молодых родителей, какими я их никогда не знала. А ведь они тогда были лет на 10 моложе меня. Бабочками шоколадницами, примостившимися на старой двери родительской квартиры, как две души, соединившиеся, чтобы принять меня в этот мир. Они до сих пор здесь, как гаранты моего пребывания в этой реальности. Такой, говорят мудрецы, иллюзорной, но такой убедительной, что ум верит в одно, а тело – в другое.

Значит, спор должно решить сердце.

Только оно и скрытый в нем бездонный дар любви”.

Близится июнь. Зацветает шиповник и жасмин. Комната в хосписе выходит в сад.

– У меня тут так хорошо, просто рай, – она говорила маме.

Ночью почувствовала – кто-то вошел к ней в палату.

Ира:

– Кто здесь? Кто?

Видит – старушечьи очертания…

– Это Зина, – ей отвечают отрешенно.

– Смерть, что ли, моя пришла? – подумала Ирка.

Тут забегает сестра:

– Зинаида Ивановна, пойдемте, пойдемте!

Какая-то старушка ночами гуляла по коридорам. И заглянула к Ире…

Двадцать третьего мая позвонил Олег:

– Ире врачи дают несколько часов.

Я – к ней. Она лежала в забытьи и протяжно дышала, с кислородной трубочкой, руки теплые на одеяле, в руках прозрачные бусины четок, на среднем пальце то самое кольцо, которое когда-то в давние счастливые времена ей подарил Марк, она никогда с ним не расставалась, вокруг много цветов, играет тихая музыка.

И все ее друзья шли и шли к ней, сменяя друг друга – прощаться.

Иногда она просыпалась, что-то говорила шепотом и, медленно поднеся руку к губам, послала мне воздушный поцелуй.

Вдруг прибежал Седов. Вошел и говорит:

– Ой, полна комната ангелов!

Ира пробыла здесь еще неделю.

Двадцать девятого я написала Олегу:

“Что моя Ириша? Она здесь?”

“Да, – он ответил вечером. – Только от нее”.