Родители водили ее гулять на крышу нашего прежнего дома в Большом Гнездниковском переулке, откуда видно всю старую Москву. Они то провожали ее на Кавказ, то встречали из Средней Азии… Причем повсюду Клоди накупала тяжеленные ковры, неподъемную чеканку, резьбу по дереву, глиняные кувшины, расписные пиалы – и всё это аккуратно распределяла по музеям Парижа!
А дальше стали раздаваться телефонные звонки, и незнакомые, но очень приветливые голоса передавали от нее приветы, при встрече – открытки с видами Парижа, капроновые чулки, опять же “Шанель № 5” – венгерский, польский, немецкий, шведский переводчики ее книги…
И те арабские ребята явились к нам, словно звенья цепочки, связующей наши пока не заасфальтированные Новые Черемушки – и туманный, волшебный, практически недосягаемый Париж.
Ах как славно мы тогда посидели! Все смеялись, шутили. Каким-то чудом раздобыли бутылку.
Было уже далеко за полночь, когда мы вызвали такси и попросили подбросить наших друзей до гостиницы “Украина”. Машину пришлось толкать – она увязла в грязи около подъезда. Такие звезды горели в ту ночь, фонари там у нас еще не включили, и очень были выразительные созвездия. Али с Мохсеном всё удивлялись, что подобных созвездий, как в Новых Черемушках, они никогда нигде не встречали – ни в Южном полушарии, ни в Северном.
– Вот свергнем власть имама – и милости просим к нам в Йемен, – сказали они на прощанье.
– Ну-ну, – мы ответили.
Не знали, как можно еще поддержать этот разговор.
Однако не прошло и полугода, в сентябре 1962-го в Йемене действительно произошла революция. Видимо, эти двое ребят и впрямь были настроены решительно: они свергли имама и в северной части рассеченной надвое страны установили республиканский строй. Али Хусейни погиб в сентябре в перестрелке. Мохсен стал послом Йемена во Франции.
И вот однажды в Новые Черемушки прикатил черный “мерседес”. Остановившись у нас под балконом, он загудел, так что все обитатели дома высунулись в окна полюбопытствовать, за кем явилась этакая бригантина с алыми парусами? Со всех скамеек у подъездов повскакали бабули, сто лет в обед Марь Иванна с дочкой-дурочкой – обе необъятные, с палочками, в драповых пальто с цигейковыми воротниками – в конце июня бегут вперевалочку к “мерседесу”, подвыпивший Петя-пионер, инвалид дядя Серёжа… – хоть одним глазком глянуть, что за чудо? Конечно, я тоже вылетела на балкон.
Тут из этого невиданного автомобиля появляется иностранец в черном костюме, в галстуке, в темных очках и машет мне рукой – именно мне!
Я думаю:
– Елки-палки! Какая-то чертовщина!
И вдруг понимаю, что это Мохсен.
Дома никого не было кроме меня. Поэтому на виду всей блочной пятиэтажки я уселась в “мерседес”, и мы покатили, мягко амортизируя по нашим ухабистым окраинным дорогам.
Оказывается, Мохсен с красавицей Азизой и с двумя малышами прибыл в Москву – послом Йеменской Арабской Республики.
И потекли счастливые года: почти каждое воскресенье встречались семьями, куда-то ехали вместе развлекаться, шикарно обедали у них в посольстве: бейзар и фалафель, кофе с кардамоном и гвоздикой, шафраном и мускатным орехом! И всё это – под сладкие тягучие напевы и танец живота. Потом он убыл.
А через несколько лет опять звонок: Мохсен в Москве, зовет в гостиницу “Украина”. Лев у нас в отъезде, мы с Люсей отправились вдвоем. Ох, как на нас подозрительно косились, спрашивали на каждом шагу – к кому да по какому вопросу. Мы с Люсей отвечали прямо и нелегкомысленно: идем, мол, к арабскому другу – Мохсену аль-Айни! И все дела.
Друг напоил нас чаем с пахлавой, с ореховой халвой, накормил слоеными лепешками, обсыпанными кунжутом, и сразу приступил к делу:
– Хочу, – говорит, – с вами посоветоваться. Мне предлагают пост премьера. А я не знаю – соглашаться или нет.
– И думать нечего, конечно, соглашаться! – без всякой паузы сказали мы.
– Не знаю, – сомневался Мохсен, он был взволнован, ходил из угла в угол. – А вдруг это политическая интрига? Как бы не оказаться марионеткой в чьих-нибудь неведомых руках!
А мы с Люсей знай твердим:
– Мохсен! Би прайм-министер! – и точка.
Коридорная сто раз ввалилась в номер без стука – умирала от любопытства, о чем мы тут толкуем. Даже непонятно, подслушивающее устройство, что ли, у них сломалось?
Когда мы уходили, Мохсен уже как-то уверенней глядел в будущее, повеселел, сказал, что только с помощью друзей их стране удастся преодолеть отсталость и что он и его правительство полны решимости и впредь углублять отношения с Советским Союзом в налаживании строительства, народного образования и здравоохранения. И в подтверждение горячо обнял Люсю и не выпускал ее из своих объятий до тех пор, пока опять не явилась коридорная – не нужно ли чего?!