Между нами только ночь

Видимо, какое-то недоразумение. Новый год, прямой эфир, там, на телевидении, тоже люди: ночь не спали, выпили, за всем не уследишь. А Дед Мороз поздравил народ и замолчал. Наверно, в полной уверенности, что его больше не показывают, просто ждет, когда разрешат выйти из студии, от нечего делать камеру разглядывает.

Сейчас они опомнятся и пустят рекламу.

Не тут-то было. Десять, двадцать минут, тридцать пять он глядел мне прямо в лицо. А сколько это продолжалось до того, как я включила телевизор, вообще неизвестно. Белобородый, в красной бархатной шапке с серебряной оторочкой, ватные брови наклеенные. Главное, такой теплый взгляд.

Вдруг я в нем узнаю своего друга юности – Леонтия.

Это случилось внезапно, как озарение: Леонтий! Дрессировщик из Уголка Дурова. Он всегда на Новый год играет Деда Мороза. Сейчас мой сын уже вырос, а первый Дед Мороз, которого он увидел, был Леонтий!

Мальчик часто болел. И в Новый год у него, как назло, поднялась температура. А Леонтий нам заранее оставил билеты в Театр зверей. Я звоню, так и так, мы не сможем прийти.

Он сказал:

– Тогда я к вам приду сам.

Тридцать первого декабря под вечер звонок в дверь, открываю, стоит он – в красной шубе, красной шапке, c красным носом, краснощекий, с белой бородой, в руке посох с набалдашником, а на плече – лиловый мешок с настоящей игрушечной железной дорогой.

Мы с мужем онемели. А для ребенка это было такое потрясение, мальчик до сих пор не может опомниться, хотя прошло уже много лет.

Когда все немного успокоились, Леонтий при полной амуниции, ползая по ковру на четвереньках, принялся укладывать шпалы и рельсы, вдоль железнодорожного полотна выставлять леса и дома, он прокладывал мосты через реки, преграждал путь шлагбаумами, устанавливал здание вокзала… Чух-чух-чух! – подошел состав. Тут из двери вокзала на перрон выскочила живая белая мышка. Она забегала суетливо, потом принюхалась и деловито влезла в вагон.

– Поезд отправляется! – сказал Леонтий своим знаменитым басом. – Ту-у-у! – загудел он, как паровоз. И – голосом кондуктора: – Ваш-ш-и билетики!!!

Мы, все трое, застонали от восторга.

Мышь Леонтий принес в кармане, тайно пустил ее на вокзал, а в вагон насыпал пшена. Ну она и выскочила!

Леонтий запарился в шубе, съел холодца, выпил рюмку водки и поехал домой.

А когда он только вошел, с его валенок на пол осыпался снег и растаял. На полу осталась маленькая лужица. Мальчик увидел – и в рев!

Я еле дождалась, когда Леонтий доедет до дома, бросилась к телефону:

– Умоляю тебя, – кричу ему в трубку, – скажи Ваське, что ты жив и невредим. Он увидел мокрые следы от твоих галош, час как плачет и говорит, что ты растаял.

…Погоди, это ты уже взрослая – мать семейства… А когда вы с ним встретились в первый раз, на поляне, в лесу, на песчаном обрыве над озером, помнишь, весь Уголок Дурова летом на выходные отправлялся в поход? Причем каждый с собой брал свою собаку.

У меня был огромный палевый пудель с шикарной родословной. Еще его персиковую бабушку в дар балерине Галине Улановой преподнесла английская королева…

Пес был своенравный, никого к себе не подпускал. Вдруг смотрю, стоит мой грозный пудель на задних лапах, в полный рост, лицом к лицу с высоким белобрысым парнем – кудрявым, голубоглазым, в белой парусиновой кепке – пшеница с васильками! Передние лапы ему на грудь положил и не сводит с него влюбленных глаз. А тот его за уши треплет и басит на всю округу:

– Чей это Артемон?

Я говорю:

– Мой.

Он обернулся – (…эх-ма! в юности была я толстовата, длинноноса, застенчива, коротковата…), он в первый раз посмотрел на меня, причем сразу – вот этим своим теплым взглядом, и запел:

– Про-пала Маль-вина не-веста моя…

Какими ветрами занесло меня в Уголок Дурова? Я только окончила школу и мечтала стать полярником, дрейфовать на льдине. Даже написала письмо в Ленинградский институт океанографии о своих намерениях, сделав такой запрос: не помешает ли мне тот факт, что я девица, слабо разбираюсь в физике и живу в Москве?

Мне пришло письмо на официальном бланке с “шапкой” и печатью. В письме было одно слово:

“ПОМЕШАЕТ”.

– Что ты расстраиваешься? – утешал меня папа. – Пойди во двор – сядь в сугроб, подрейфуй немного – и домой!

Папа хотел, чтобы я поступала в Институт международных отношений. Когда-то он сам его блестяще окончил с красным дипломом – второй выпуск МГИМО! – и в своих мечтах видел меня журналистом-международником, спецкором в какой-нибудь более или менее дружественной стране, чтоб каждый вечер с гордостью лицезреть меня в программе “Время” – на фоне Эйфелевой башни, Букингемского дворца, статуи Свободы… Собственный “роллс-ройс”, высокая зарплата, красивые наряды, звездные поклонники, светские рауты, приемы в посольстве.

– Ало?!! – звонить Роме в Оренбург, тете Мане в Витебск, дяде Аркадию с тетей Асей на Звездный бульвар и Вальке-милиционеру, постовому на Садовом кольце, папиному двоюродному брату. – Включайте скорее телевизор, Первую программу, Марина ведет репортаж из Рима. Вы смотрите? Интервью с Папой Римским!..