Между нами только ночь

Пришли ее дети – Элиз, Этьен, усыновивший маленького вьетнамца, Мартин (это дочка), потом какой-то сидел за столом голубоглазый Сэм, наверно зять, даже явились некоторые внуки: Майя Спивак, родственница музыканта Спивакова, и старшеклассник Реми.

Стол был накрыт льняной скатертью. Старинный семейный фарфор, серебряные приборы. Клоди испекла яблочный пирог, открыли шампанское. Клоди всё расспрашивала, как поживают мои мама с папой – “Люси” и “Леон”.

– Давненько мы с ними не видались, – она говорила по-французски. – А между тем, в России большие перемены.

Как раз по телевизору передавали последние известия. Из обгоревшего Белого дома под конвоем вели очень бледных заговорщиков – Руцкого и Хасбулатова.

Мы передали от Люси и Льва – для Клоди и Андре два прозрачных стеклянных сапожка. Лёня наполнил их шампанским, и она с этими двумя сапожками пошла к Андре.

Гром российских орудий стих, и мы услышали, как зазвенели в соседней комнате наши сапожки.

– Париж – город влюбленных, – с улыбкой сказал Этьен.

Уходя, я в последний раз оглянулась на ее дом. Дом, который она надолго оставила когда-то, и в который вернулась. Дом, в котором она пробудет с Андре до его последнего часа.

“Я должна признаться, об этом знают немногие, – она писала нам, – книга «Французский врач в Йемене», переведенная на множество языков и связывающая теперь узами дружбы стольких людей, была в действительности лишь длинным письмом, написанным одному человеку. Перед отъездом в Йемен я очень любила одного человека, но оба мы были женаты, у нас были дети, мы не хотели разбивать наши семьи. Итак, мы расстались. Я очень страдала, и Андре, который всё это время был мне другом, согласился, чтобы я поехала в Йемен. Действительно, есть лишь одно средство забыть личное несчастье – это жить и трудиться ради чего-то большего, чем ты сам. И по возвращении во Францию я написала эту книгу, чтобы рассказать обо всём, что пережила, тому, кого больше не увижу. Когда она была издана, Андре отнес ему книгу. А теперь она служит для объединения далеких людей, которые любят эту Землю”.

Да, черт побери, Париж – город влюбленных. Кому это знать, как не мне, когда в ту мою последнюю ночь в Париже я шла и в порыве любви жарко обнимала каждый встречный-поперечный платан.

7. Возвращение

В Москве на машине нас встретил в Шереметьеве наш друг и сосед писатель Владислав Отрошенко. Он подхватил железный сундук с книгами художников, и они с Лёней взгромоздили его на крышу автомобиля.

Я говорю:

– Давайте этот сундук сразу отвезем к Лёне в мастерскую на Чистопрудный бульвар.

Он мне осточертел, этот сундук, хоть там и лежали выдающиеся произведения искусства. А был вечер, и, что интересно, в Москве почти не горели фонари (в октябре-то 93-го!). Город был погружен во тьму, встревожен, насторожен. Даже Тверская и та приглушена, притушена. Суровое зрелище после залитого огнями Парижа.

– Скажи спасибо, что танки не едут по улицам и не стреляют с крыш, – сказал Владик. – Зато по городу разбрелись вооруженные типы. Видите – в центре Москвы – ни людей, ни машин…

Мы выехали на Чистопрудный бульвар и встали у светофора. Вокруг ни души. Внезапно со стороны бульвара к автомобилю приблизилась черная фигура. Это был пьяный в стельку человек. Окна в машине открыты. Он протянул руку, и дуло пистолета коснулось виска Владика.

На светофоре зажегся зеленый. Владик медленно, очень медленно тронулся с места. Вялая рука с пистолетом плавно передвинулась в мое окно. Дуло пистолета проплыло у моего виска и вынырнуло на улицу.

– Болван!!! – сказал Владик.

– А всё ты! – сердито сказал мне Лёня. – Сундук ей, видите ли, осточертел. Давай домой, Владик! Что мы будем в потемках колобродить…

P.S.

“Дорогой Лев! Дорогая Люся!

С глубокой скорбью сообщаю Вам о смерти мамы, я не решалась Вам позвонить, но, возможно, сделаю это завтра. Она оставила нас, и мы тяжело переживаем ее отсутствие. Но в то же время мы ей бесконечно благодарны. Нам удалось ей сказать, как мы гордились ею. Она сама не понимала, какой великой женщиной она была, по-настоящему великой, справедливой, страстной, искренней, великодушной… Клоди умерла 4 января 2002 года на 90-м году жизни. Ее похоронили около Андре Файена. Вы были друзьями, и я от имени их детей, внуков и правнуков посылаю Вам это письмо —

Элиз Спивак, Этьен Файен, Мартин Лихтенберг, Люси Фубер.

Внуки: Софи, Хлоя, Амин, Клемент, Элеонора, Майя, Николя, Сомано, Реми, Шарлотта.

Правнуки: Луиза, Агата, Саша, Эли, Адель и маленький Базиль”.

Зеленые горы и белые облака

Утром первого января, включив телевизор, я с удивлением обнаружила такую картину: с экрана молча, серьезно глядел на меня Дед Мороз.

Я сделала погромче – может, музыка играет, а он что-то бормочет или напевает, мало ли? Нет, ничего такого. Вздохнет – и снова полная тишина.