Между нами только ночь

В Тбилисском музее истории Карвасла плотник-грузин сколотил огромный стол – из дерева, а не ДСП. Покрасил его черной краской. В зале занавесили окна, сгустили полумрак. Привезли соль – соль у них турецкая, собственной соли в Грузии нет. А под потолок подвесили экран.

Сработанный на славу деревенский стол, который лучше всего было бы уставить яствами, как в фильме “Не горюй”, провозглашать заздравные тосты и петь многоголосые грузинские песни, Лёня покрыл стеклом и выстроил снежный ландшафт из ста килограммов соли с озером во льду.

Над соляными горами на стену спроецировал видео: живые морозные узоры рисует он солью своими руками. Мерцающее голубое сияние отражается в озере, освещает маленького лыжника на берегу.

Это сам Лёня в детстве под песню Сольвейг из оперы Грига медленно идет по снежным холмам на лыжах-зубочистках, шапка и курточка у него – из шерстяных ниточек. На лыжной прогулке на краю леса, у берега пруда, среди заснеженных уральских гор.

Ландшафт его памяти, в котором снег имеет вкус соли, горький и сжигающий всё, оставляющий космос над головами, – всего лишь соль, рассыпанную по столу, пришли посмотреть толпы людей. В том числе грузинский министр культуры вместе с нашим начальником по культуре сидели на низенькой скамеечке плечом к плечу и завороженно смотрели на мерцающие небесные узоры.

Так началось путешествие маленького лыжника из уральской глубинки по странам и континентам огромной Земли. Отталкиваясь тычинками палочек, перебирая лыжи, нитяной человечек понесся по соляному простору, а вместе с ним и сам художник, Тишков, размахивая руками, разгребая пространство, поехал-помчался на поездах, на самолетах, на перекладных. Его встречали уже со столами, с мешками соли, с аппаратурой для воспроизведения музыки и видео. Москва, Лондон, Саратов, Красноярск, Варшава, Ижевск, Санкт-Петербург, Рига, далее – везде!

И вот из Вьетнама в Министерство культуры приходит депеша – привезите, покажите и нам ту самую соляную картину известного русского художника Леонида Александровича Тишкова.

– Отлично! – сказал Заволокин, у него было поразительное чутье, он смотрел в корень, – благо не надо городить ящики для упаковки этой картины, оплачивать двадцать грузчиков и транспортный самолет для перевозки, а просто прилетит сам автор, вытащит из кармана человечка, насыплет сугробы из соли – вот и чудо!

И мне улыбнулась фортуна – я тоже полетела во Вьетнам, уж очень меня всегда привлекали восточные страны. Мать моя, Люся, удивлялась: “Мариночка! Бабушка у тебя цыганка по партийной линии, мама полуцыганка, а ты – буддистка?!”

…Нет, я не буду рассказывать, как выбрались мы из “боинга”, разминая усталые члены, и покатили в Ханой по мосту, пересекая излучину Красной реки. Какой изморосью, клочьями тумана встретил нас волшебный город с его разноцветными башенками, устремленными ввысь. Какие по обочинам дороги вскипали божественные дерева – магнолии, мимозы, пальмы и секвойи, касаясь малахитовыми кронами нависших туч, а меж стволами в три обхвата пружинящей походкой с коромыслом на плече в классической вьетнамской островерхой шляпе несли торговцы горы ананасов, охапки роз, опять-таки – шляпы из соломы, воздушные шары. Лирическим пейзажам и особенностям национального колорита здесь уже нет ни времени, ни места.

На исполинском баннере “Центра Художественной и Культурной Выставки Вьетнама”, а также “Центра по Обмену Культуры Народов” – на фоне зубчатой Кремлевской стены, Спасской башни, Колокольни Ивана Великого и собора Василия Блаженного – было начертано аршинными буквами:

“Дни Российской Культуры во Вьетнаме!”

Хор Пятницкого

Инсталляция “Сольвейг” Тишкова

Лёню радушно привечали, и у него было три помощника: ассистентка – Ань, переводчица – Хань и гид – Линь. Три эти грациозных существа немедленно устроили ему встречу на высшем уровне с директором Дома Культуры.

Тишков держал спич:

– Я люблю Вьетнам! – сказал Лёня. – Еще будучи школьником, я рисовал сатирические плакаты против американских агрессоров.

– А мы так любим Россию! – воскликнул директор. – Мы сделаем для вас всё, что захотите! И если нужно – у нас есть русская водка!

– Берегите ее, – ответил Лёня. – Мы вам скажем, когда она понадобится.

К его приходу выставочный зал от пола до потолка вьетнамцы выкрасили эмульсионной краской, причем прошлись раза четыре, поэтому больше минуты невозможно там было находиться: ядовитые испарения жгли глаза и дыхательные пути. Он еле остановил этих оголтелых маляров, когда с валиками и стремянками они целеустремленно шли на пятый круг.

Зато работники по организации внутреннего пространства оказались на редкость расслаблены и безмятежны. Их пришла целая дюжина, и каждый себе на уме. Один из них, ветеран вьетнамо-американской войны, похожий на старика Хоттабыча, явился на построение инсталляции “Сольвейг” во хмелю и важно командовал: в центре поставить цветы, а по краям повесить шторы.