Первый шаг к постижению свободы начинается с обнаружения ее связи с понятием каузальности, то есть причинно-следственного отношения. Мы считаем поистине свободным то, что не определяется, не «опричинивается» извне, а действует изнутри своей собственной природы. Так, раб именно потому трактуется нами как несвободный, что его поведение детерминируется господином, его поступки есть в значительной степени следствие явных внешних причин, а его внутренняя детерминация скована.
Напротив, мы воспринимаем свободным того человека, кто сам до известных пределов решает, что ему делать и в каком направлении двигаться. Уже здесь в нас должна бы проснуться тревога, ощущение, что не все здесь в порядке. И действительно, разве этот второй, свободный человек существует в вакууме и не подвергается воздействиям? Конечно же, подвергается. Влияют ли они на его решения, определяют ли они его поступки? Разумеется.
Представьте, что за свадебным столом один гость, упражняя собственную свободную волю, ткнул в сердцах в другого вилкой – и началась такая драка, что, как говорили в старину, хоть иконы выноси. Кто тут виноват? Он сам и его свободное решение? Но не спешите судить человека. Если бы его сосед не вел себя как скотина, этого бы не случилось. Наконец, вина лежит на том, кто посадил их рядом и на изготовителе употребленной ими водки. И на молодоженах, естественно, без них бы не было самого торжества, на родителях обоих господ, породивших их на свет. На изобретателе вилки, на Исааке Ньютоне, Гае Юлии Цезаре, Гомере и даже вашем прадедушке – этот список можно длить до бесконечности, ведь без них не возникла бы причинно-следственная цепь, приведшая к этой некрасивой сцене.
В действительности ответ на вопрос, кто виноват в свадебной драке может быть только один: все мироздание в целом должно склонить свои раскрасневшиеся от стыда щеки, вплоть до сверхмассивных черных дыр, далеких звезд и квазаров. Из списка не может быть исключён ни один атом, ни одна виртуальная частица вакуума, так как каждый элемент взаимодействует со всеми остальными через посредство прочих в непрерывном пространственно-временном континууме.
Континуум этот настолько туго натянут, что между его звеньями и ножичка не просунуть: каждое событие оказывается определено не только какими-то еще, оно определено абсолютно всеми элементами системы. И где же тут место для свободы, спрашивается? Дабы погружение вилки в соседа было актом свободы, наш свадебный пьяница должен был быть способен начать новую цепь каузальности, то есть дать начало событию, вырванному из детерминируемого причинами и следствиями континуума мироздания. Хотелось бы верить, что, способный на такое, он распорядился бы этим даром иначе.
В этой точке мы подошли к пониманию двух ключевых моментов. Во-первых, того, что такое свобода на самом деле. Имея в виду справедливые рассуждения Иммануила Канта, свобода есть способность спонтанно начинать новую цепь каузальности. Во-вторых, мы поняли, что она невозможна – ни полностью, ни частично, ни в какой-либо иной форме. Данная позиция зовется крайним, или абсолютным, детерминизмом, и в рамках системы образования иногда принято называть ее опровергнутой (как именно, никогда не сообщается), что, конечно, полная чушь, поскольку в отношении крайнего детерминизма не было не только опровержений, но даже мало-мальски серьезных аргументов.
Наиболее часто приводимый сегодня довод против является указанием на некоторые квантовые эффекты, такие как принцип неопределенности Гейзенберга. Из фундаментальной невозможности точного предсказания и измерения некоторых величин (ибо сам акт измерения влияет на квантовую систему) делается крайне поспешный вывод об их коренной случайности, как бы неполной детерминированности. По этому поводу Эйнштейн когда-то произнес: «Бог не играет в кости» (Бог здесь понимается аллегорически, разумеется, см. его работу «Во что я верю»).
И действительно, даже когда Вселенная играет в азартные игры, все карты у нее давным-давно просчитаны и только нам партии кажутся делом случая. Не стоит путать неполную предсказуемость некоторых квантовых явлений, к которым мы подходим со своим ограниченным инструментарием, с их изначальной недетерминированностью.
Пока что мы сосредоточились на детерминации внешней, которой люди и имеют склонность ограничиваться в рассуждениях о свободе. Однако изнутри наше поведение определено столь же строго уже описанной ранее игрой множественных биологических и психических сил. Человеком управляют бесчисленные генетические алгоритмы – от крупных, таких как инстинкты защиты потомства и заботы о нем, подражания, размножения и доминантности, до мельчайших настроек вкусов, реакций и моделей поведения. Они задают и приводят в движение наши устремления, которые затем преломляются под социокультурным давлением и порождают все разнообразие индивидуальной и общественной жизни.