Между прошлым и будущим

– Вы имеете в виду кладбище рядом с католической церковью?

– Нет. Она похоронена на пресвитерианском кладбище. Магда обратилась в пресвитерианство, когда вышла замуж за деда Финна. Я счастлива, что наша мать к тому времени уже умерла и не видела этого. Она была рьяная католичка и хотела, чтобы хотя бы одна из ее дочерей пошла в монахини, чтобы служить Господу.

– Но ведь вы с Бернадетт остались верными католической вере?

Хелена повернулась на сиденье и принялась внимательно разглядывать меня.

– Почему это вы решили, что мы остались католиками?

Я вспомнила о распятии, висевшем на стене в спальне Бернадетт, о четках, которые мы обнаружили в корзинке у нее под кроватью, и внезапно осознала, что не решусь рассказать Хелене о своих находках.

– Просто Джиджи сказала, что на Рождество и Пасху вы ходите в другую церковь, вот я и решила, что речь идет о католическом богослужении. Буду рада отвезти вас в воскресенье на мессу, если хотите, конечно.

– Может быть. Хотя мои отношения с богом уже давно оставляют желать лучшего.

Я внимательно следила за дорогой, не желая проявлять излишнее любопытство. В конце концов, я здесь всего лишь наемный работник, а вовсе не наперсница или подруга пожилой дамы. Приобщение к темным тайнам ее прошлого вовсе не облегчит бремя моих собственных тайн.

Я притормозила машину на пересечении с шоссе 174, а затем повернула направо.

– Я помню, что в детстве видела вас с Бернадетт в пресвитерианской церкви вместе с Финном. Мы с семьей всегда опаздывали, и нам приходилось занимать места в заднем ряду, потому что Ева всегда очень долго наряжалась для похода в церковь. Но вы неизменно сидели в первом ряду.

Хелена хмыкнула, и этот звук был столь неожиданным, что я вздрогнула.

– В какую бы церковь мы ни ходили, Бернадетт всегда вынуждала нас приходить туда на двадцать минут раньше положенного. До того, как на Эдисто появилась католическая миссия, нам приходилось посещать мессу в Чарльстоне. На Эдисто было множество церквей, и я всегда говорила ей, что мы просто можем посещать любую из них, но она была неумолима. – В ее голосе вдруг послышались нежные, теплые нотки. – Бернадетт всегда строго следила, чтобы мы не отступали от правил.

Наконец мы добрались до пресвитерианской церкви. Ее ослепительно-белые стены, шпиль и зеленые ставни создавали впечатление, что мы внезапно очутились в Новой Англии. Однако пальмы и испанский мох, в изобилии растущие вокруг, напоминали нам о том, где мы находимся на самом деле.

Церковь была безлюдна, когда я припарковалась рядом с кладбищем и помогла Хелене выбраться из машины. Я знала, что она не попросит о помощи, но все же поддержала ее за локоть и сделала вид, что не замечаю, как тяжело она на меня облокачивается. При ходьбе она опиралась на трость, но я подумала, что ей не помешали бы ходунки. Однако ни при каких обстоятельствах я не решусь предложить ей это.

Хелена держалась на удивление тихо, когда вела нас между почерневших надгробных памятников и склепов. Многие из надгробий покосились и стояли, наклонившись друг к другу, словно старые сплетницы, нашептывающие что-то друг другу на ухо. Я знала, что зданию церкви уже почти двести лет, но сама община и кладбище возникли гораздо раньше, о чем свидетельствовали знакомые имена на старых надгробиях – имена членов семей, основавших первые поселения на острове: Уэйли, МакКонки, Поуп, Бэйли. Встречалось много Мюрреев, которые были, очевидно, представителями более процветающих ветвей моего фамильного древа.

– Бернадетт тоже похоронена рядом с Магдой? – спросила я, наблюдая, как Джиджи проводит пальчиками по надгробию со стертой временем надписью. У меня промелькнула мысль, что, возможно, мне не следовало брать ее с собой в эту обитель смерти, что я испытываю судьбу, которая уже один раз ее пощадила.

Хелена помолчала некоторое время, прежде чем ответить.

– Нет. Она все время со мной, – едва слышно произнесла она.

Я в растерянности повернулась к ней, а потом до меня дошло, что она имела в виду.

– Значит, вы ее кремировали?

Хелена кивнула.

– Вот как? – сказала я в изумлении. – А я думала, что католики…

– Это было мое решение, – сказала она, пресекая вопросы с моей стороны. – Она так хотела вернуться в Венгрию. Надеюсь, в один прекрасный день ее мечта сбудется.

Мы остановились. Я поняла, что мы находимся на участке кладбища, где располагались новые захоронения – надписи на надгробных камнях были четкими, и время еще не оставило на памятниках свой неумолимый след. Я взглянула на мраморное надгробие и увидела надпись:

Вечная память

Магда Катерина Бофейн

1920–1988

Любимой жене, матери и сестре

В верхней части надгробия были выгравированы три тюльпана в разной стадии своей жизни.

– Почему именно тюльпаны?

Хелена раздраженно тряхнула головой.

– Вы, наверное, недостаточно внимательно читали книги по истории Венгрии. Тюльпан – национальный символ моей страны. И я очень надеюсь, что вы сообразите, почему изображены именно три тюльпана.

Я не удостоила ее желчную реплику ответом и просто сказала: