Я впервые видела их вместе и должна признаться, что, наверное, они были очень красивой парой. Но, как и в том самом доме, в котором они когда-то жили вместе, все в них было слишком совершенным.
Финн говорил спокойно, но потемневшие от гнева глаза выдавали его истинные чувства.
– И, если мне не изменяет память, именно я являюсь единственным опекуном ребенка, то есть командую здесь я. Почему ты здесь и по какой причине расстроена Джиджи? – Он нежно коснулся головы девочки, давая ей понять, что он рядом и поддерживает ее, но малышка продолжала цепляться за меня.
Интересно, он нарочно назвал ее при матери Джиджи? Харпер, поджав губы, резким движением выхватила из сумочки смытый листок бумаги и швырнула его Финну.
– Вот, полюбуйся!
Финн развернул бумагу и несколько мгновений смотрел на нее ничего не понимающими глазами.
– Что это такое?
– Это рисунок, который Женевьева сделала для меня. Он просто отвратителен.
Финн опустил мятый листок.
– Не вижу ничего
– Ничего, пусть она слышит. Ей надо твердо усвоить, что соответствует приличиям, а что нет. Совершенно ясно, что весь этот нищий сброд, который ты нанял сидеть с ней этим летом, учит ее неподобающим вещам.
Харпер даже не смотрела в мою сторону, но я прекрасно понимала, кого она имеет в виду.
Внезапно Финн почти прорычал, и я не узнала его голоса:
– Не собираюсь повторять. Следи, что говоришь в присутствии Джиджи, или же я самолично вышвырну тебя отсюда.
Я чуть не расхохоталась, представив эту картину, и сдержалась лишь из-за плачущей девочки у меня на руках.
Харпер застыла.
– По крайней мере, объясни мне, что все это значит, – сказала она, указывая на рисунок.
– Понятия не имею. Но у нашей дочери, несомненно, талант к художественному творчеству, о чем мы даже не подозревали, и очень развитое воображение.
Глаза Харпер сузились от ненависти.
– Ты изволишь шутить? На рисунке изображено кладбище.
У меня перехватило дыхание.
– Позвольте взглянуть.
Харпер хотела было возразить, но Финн проигнорировал ее и протянул мне рисунок, чтобы я могла рассмотреть. Он, несомненно, был прав насчет художественного таланта Джиджи. Конечно, это был не шедевр в полном смысле этого слова, но девочка прекрасно передала детали и цвета, и нарисованные персонажи были легкоузнаваемы. Но, должна признать, выглядели они действительно очень странно.
Склеп, который мы посетили на пресвитерианском кладбище, был нарисован очень точно, с темными зарослями позади него и большими буквами
До глубины души я была потрясена словами, выведенными детским почерком синими буквами на небе, и перечитывала их снова и снова:
–
Наши с Финном глаза встретились. Что бы он ни думал о детском рисунке и как бы ни воспринимала его я, в этом случае мы с ним были единомышленниками. Джиджи нарисовала все это, потому что ей было всего десять лет, и она, как губка, впитывала все, что видела и слышала за свою короткую жизнь. К несчастью, она имела неосторожность поделиться своими впечатлениями с матерью.
– Теперь понимаешь, что я имею в виду? – почти прошипела Харпер. – Посмотри на ее… – она пыталась найти слово поприличнее, – грудь. Это просто какой-то уродливый гротеск. Что за нелепая надпись? – Голос ее уже почти перешел на визг. – И кто эта женщина, в конце концов? В мой круг знакомств она явно не входит.
На подбородке Финна пульсировала жилка. Он протянул руки к Джиджи, и она скользнула к нему в объятия. Пристально глядя на бывшую жену, он произнес:
– Лучше уходи, пока я не сказал что-нибудь, о чем мы оба потом пожалеем. Джиджи останется со мной.
На лице Харпер отразилось крайнее изумление – видимо, она ожидала, что Финн встанет на ее сторону по поводу неприличного рисунка.
– И ты даже не собираешься ее наказать?
В этот момент я поняла, почему Финн поспешил взять ребенка на руки – иначе он вполне мог осуществить угрозу и вытолкать Харпер из кабинета взашей.