– Он цветет только раз в году, – объяснила Джиджи, сбегая вниз по лестнице. – И очень недолго. Поэтому действительно надо спешить.
– Я и так стараюсь, – произнесла я, пытаясь переставлять свои старые ноги быстрее.
Бернадетт посадила этот кактус еще двадцать лет назад, после того, как прочитала о нем в каком-то романе. Всегда во власти романтических мечтаний, она затеяла переписку с питомниками растений, пока не нашла людей, которые согласились прислать ей растение. Эти кактусы очень недолговечны, и ей приходилось заказывать новые примерно каждые три года. Она сажала их в небольшом саду камней неподалеку от рощи пекановых деревьев, откуда открывался вид на бухту.
Я однажды спросила ее, почему она приложила столько усилий, чтобы достать растение, которое цветет всего лишь раз в году. Она посмотрела на меня с недоумением, словно не понимала, как можно не знать ответа на этот вопрос.
– Потому что иногда такая хрупкая недолговечная красота – это самое главное, что есть у нас в жизни, – ответила она. Я тогда постеснялась спросить ее, что она имела в виду.
Джиджи побежала вперед по алеее пекановых деревьев, ее путь освещали луч фонарика и свет полной луны. Наконец она остановилась, и ее розовое платьице выделялось на темном фоне, словно путеводный маяк в ночи.
– Как красиво! – произнесла она полным благоговения голосом.
Мы подошли и встали за ее спиной, а она присела на корточки перед большим белым цветком. Чтобы рассмотреть его, не нужно было дополнительного освещения – белоснежные лепестки отражали лунный свет, словно именно для этого и был создан прекрасный цветок, растущий в гордом одиночестве на покрытых восковым налетом толстеньких ползучих стеблях, извивающихся среди камней. Многочисленные гладкие, как шелк, лепестки распустились на колючем стебле, окруженные большим числом тонких прицветников, что придавало огромному цветку сходство со взрывающейся звездой. Этот цветок обладал удивительной, просто волшебной красотой, но я все же не могла понять, почему Бернадетт так упорно стремилась заполучить его для своего сада.
– Ближе к рассвету он начнет увядать, – сказала я, заранее грустя о потере.
Все хранили молчание. Затем Джиджи прошептала:
– Но оно того стоило, ведь правда?
Финн нежно погладил ее по голове, а я повернулась и встретилась взглядом с Элеонор. Похоже, мы обе были поражены удивительной мудростью ребенка.
Тут из дома вышла сестра Кестер.
– Мисс Жарка, вам пора ложиться спать.
Я пожелала всем доброй ночи и позволила сиделке медленно отвести меня к дому, а перед глазами все еще стоял ослепительно-белый цветок, и я словно слышала голос Бернадетт, произносящий слова ее маленькой племянницы: «Оно того стоило».
Элеонор
Я сидела на скамье у рояля с карандашом в руках и чистой нотной тетрадью на пюпитре и отбивала мелодию чардаша, пытаясь переделать ее в более простую версию, которую без труда смогла бы выучить Джиджи.
– Звучит замечательно, – произнес с порога Финн.
– Не сомневаюсь, – ответила я, кладя карандаш на рояль. – Джиджи уже отправилась спать?
– Да. Она хотела, чтобы вы поднялись к ней в спальню пожелать спокойной ночи, но уже уснула к тому моменту, как я вышел из комнаты.
Я смущенно улыбнулась, внезапно осознав, что мы с ним находимся наедине. Финн отправил сестру Кестер домой, так как с Хеленой оставались все мы, а Хелена и Джиджи теперь уже спали.
– Ну тогда полагаю, что мне можно отправляться домой, раз уж вы здесь.
– Не думаю, что вам следует ехать. – Его слова прозвучали в пустом затихшем доме как вопрос. – Разумеется, если у вас нет в этом такой уж необходимости.
Я подумала о детской мебели, сложенной в моей крошечной спальне около стены, и вновь почувствовала зов бухт и прибрежных болот, которые тянули меня к себе, как ребенок тянет за подол мать.
– Мне не хотелось бы мешать вашему общению с Джиджи и Хеленой.
Финн облокотился о дверной косяк.
– Но нам нравится с вами общаться. Так что вы нам вовсе не мешаете.
Я смотрела Финну в глаза, пытаясь понять, что скрывается в их глубине, но они оставались непроницаемыми.
– Хорошо, я останусь. Благодарю вас.
– Спасибо, – сказал он. – Значит, завтра не одному мне придется выносить постоянное злословие Хелены.
– Точно, – сказала я, улыбаясь, и вдруг спохватилась: – Но ведь вам она никогда слова поперек не сказала.
Он пожал плечами с каким-то совершенно нехарактерным для него выражением.
– Да, знаю. Я сказал это, чтобы просто поднять вам настроение.
Мы рассмеялись, и напряженность между нами как-то вдруг растаяла.
Выпрямившись, он произнес:
– Кстати, я привез ту серебряную шкатулку, которую вы мне передали.
Я взглянула на него с надеждой.
– Вам удалось перевести надпись?
– Да. Не знаю точно, что это означает, но дословный перевод такой: «Дочери Спасителя».
– Звучит как название монастыря.
– Да, я тоже так подумал. Навел справки, и выяснилось, что действительно был такой монастырь.
– Правда?
Он кивнул.