– У Хелены есть свои темные стороны… о которых ты не знаешь. – Он отвел глаза, но я успела заметить, что в них появилось отсутствующее выражение, словно они были завешены шторами. – Нечто порочное. Мне не хочется думать, что эти черты могут проявиться в Джиджи. Тем более теперь, когда надо сосредоточиться на позитивных вещах.
Я подумала о картине на стене музыкальной комнаты, о семействе Рейхманн. Что ему известно? Я обнаружила, что отстраняюсь от него, не в силах встречаться взглядом, и вспомнила град вопросов, которыми он забросал Хелену в ресторане «Прибрежный». Невозможно было забыть, как дрожали руки пожилой женщины, сжимающие петушка из херендского фарфора.
Финн снова заговорил таким знакомым мне спокойным голосом, свидетельствующим о том, что ему наконец удалось взять себя в руки.
– Мне хотелось бы попросить тебя об одолжении.
– Я сделаю все, что нужно, – сказала я без малейших раздумий. В точности, как это сделала бы старая добрая Элли.
Две женщины в приемной встали, оставив вязанье на стульях. Из их разговора мы поняли, что они собрались в кафетерий на нижнем этаже. Мы проводили их взглядом до двери.
Финн продолжал:
– Хелена еще ничего не знает о том, что случилось с Джиджи. Я не могу уехать из больницы, но при этом не хочу сообщать ей об этом по телефону.
– И ты хочешь, чтобы ей все рассказала я?
Он кивнул.
– Да. Тут рядом стоит моя машина, ты можешь ею воспользоваться. Водитель может отвезти тебя сначала домой, чтобы ты собрала необходимые вещи, а потом на Эдисто.
– Думаешь, стоит сообщать Хелене о несчастье? Единственная причина, по которой я появилась в ее жизни, – это то, что она была сломлена после смерти сестры. Может быть, она еще слишком слаба, чтобы вынести известие о несчастье, случившемся с Джиджи? – Я чуть не задохнулась, произнося имя малышки, все мое существо отказывалось принять мысль о том, что она страдает.
Финн встал и отошел от меня, якобы чтобы рассмотреть абстрактную картину на стене, выглядевшую так, словно на холсте взорвались сотни цветных мелков.
– На самом деле ее нервный срыв связан не только со смертью Бернадетт.
Я вспомнила, как мать говорила, что на острове после смерти Бернадетт ходили разные слухи, в частности, о том, что не проводилось вскрытие тела покойной и не давалось объявление о дате похорон. Поговаривали, что связи семьи Бофейн позволили скрыть от общественности неприглядные факты. Однако перед глазами у меня стояла только мечущаяся в горячке Бернадетт, которую сестра под бомбежками тайком вывезла из Будапешта и проделала опасный путь через всю Европу, чтобы спасти ей жизнь.
– Что ты имеешь в виду? – спросила я, хотя уже знала ответ.
Он повернулся и посмотрел мне в лицо.
– Бернадетт покончила с собой.
Моя рана начала пульсировать, словно на нее нажимала невидимая рука.
– Почему?
– Я не знаю.
Я подошла к нему, заглядывая в глаза, словно проверяя, не кривит ли он душой. Но его глаза остались темными и непроницаемыми, и было ясно, что мои вопросы останутся без ответа.
– Хорошо, я сообщу ей, – сказала я. – Только ради тебя.
Он притянул меня к себе и легонько поцеловал в макушку.
– Благодарю.
Мы подняли головы и отошли друг от друга, так как в комнату вошла Харпер. Она была в той же одежде, что и в последний раз, когда я видела ее, заехав за Джиджи, но на сей раз волосы ее были растрепаны, тушь под глазами размазана, а брюки и блузка помяты. Я заметила, что она смахивает ладонью слезу.
Я пошла к сумочке, извлекла пачку бумажных платочков и передала ей. Харпер с удивлением посмотрела на меня, но приняла ее.
– Спасибо, – сказала она. Наступило молчание, и я со страхом ждала, что Харпер снова заговорит, набросится на меня с криками о том, что по моей вине пострадала Джиджи. Но на сей раз я была готова дать ей достойный ответ, отчаянно призывая призрак прежней дерзкой Элли, которую мне так хотелось вернуть.
Однако вся язвительность Харпер испарилась под гнетом чувства вины и отчаяния. Она ведь на самом деле очень любила дочь. Я точно это знала. Просто бывшая супруга Финна была слишком эгоистична, чтобы это признать, а теперь, возможно, было уже слишком поздно. Она посмотрела на меня, и взгляд у нее был как у затравленного животного.
– На ней же был ремень безопасности? И она сидела на заднем сиденье?
– Конечно. Как всегда.
Она закрыла глаза и издала долгий прерывистый вздох.
– Я и не сомневалась. Просто… Мне всегда нужна была причина… – Ее голос потух, и она прервала свои излияния, внезапно осознав, с кем говорит, и, вероятно, страшась признаться мне, как сложно жить в мире, в котором не все объясняется привычными причинно-следственными связями.
Я встала и направилась за сумочкой и пакетом из супермаркета, готовясь уйти, но Харпер остановила меня, положив мне на плечо руку.
– Джиджи дала мне это вчера, перед тем, как вы за ней заехали. – Она сунула руку в сумочку и извлекла сложенную в несколько раз картинку. Я застыла, вспомнив скандал, который разгорелся, когда Джиджи в прошлый раз сделала рисунок для своей матери.