Студенты рабфаков являлись предметом неустанной социальной заботы социалистического государства и коммунистической партии!
В снабжении продовольствием они были приравнены к курсантам военно-учебных заведений, обмундировывались тоже от казны и, в отличии от обычных студентов – каждый из них получал повышенную стипендию в 31 рубль, вне зависимости от успехов в учёбе.
Поэтому, в 20-е годы быть рабфаковцем – было невероятно престижно: как в 30-е – лётчиком, в 60-е – космонавтом, а в «лихие 90-е» – бандитом-рэкетиром или валютной проституткой. Особенно, среди крестьянской молодёжи: пожалуй, это был её единственный шанс – раз и навсегда изменить свой образ жизни. «Слухами земля полнится»: стоило лишь в каком-нибудь глухом селе завестись – хоть одному представителю этой категории учащихся, как тут же все его сверстники – загорались идеей ему последовать и уехать подальше от опостылевшего крестьянского быта и труда.
Выпускных экзаменов на рабфаках тоже не было – их выпускники без всяких затей направлялись в ВУЗы, своим уровнем знаний – ставя в ступор мастистых университетских профессоров. Повсеместно в кругах преподавателей, ходят слухи об воистину анекдотических случаях, типа, когда один первокурсник – вчерашний рабфаковец, после требования написать «два в квадрате» – нарисовал четырёхугольник и внутри него поставил цифру «2».
Я ни в коем случае не осуждаю этих ребят, упаси меня Боже!
Это не они, не их отцы, деды или прадеды писали «Закон о кухаркиных детях» – отрезая все пути для получения образования широким народным массам. И это не они – экспериментировали-изгалялись над юными душами в эпоху НЭПа.
Это не они и не их славные предки – вбухивали миллионы собственных же рублей в «освобождение братьев-славян от турецкого ига», а затем – в освобождение трудящихся всего мира от империалистов.
Они, ни в чём не виноваты – пытаясь по своему собственному уму-разумению, воспользовавшись благоприятном моментом – занять достойное место, под общим для всех земных тварей Солнцем. Из их числа, вышло достаточно много людей порядочных и именитых – оставивших заметный след в нашей бурной событиями истории. И самое главное: они дали многочисленное потомство уже воистину грамотных горожан – сделавших Советский Союз ракетно-ядерной космической державой и второй экономикой мира.
А то, что внуки и правнуки всё просрали – опять же, не вина этих простовато-хитрозадых деревенских ребятишек из рабфаков. Ведь никому, кроме попаданца – не суждено заглянуть в непроницаемый мрак будущего.
Глава 22. Человек из Чернобыля, но вовсе не Сталкер
Уже осенью 1924 года я понял, что перерос сам себя. И не только я.
Город Ульяновск рос и развивался, проблем становилось больше и, они обретали всё новые и новые качества… Ситуация была предреволюционная: «низы» ещё могли жить по-старому – но «верхи» уже начинали испытывать затруднения в управлении ими. Но если в отношении себя – я это отчётливо понимал и предпринимал меры, то местная правящая элита такого печального обстоятельства не осознавала и, в лучшем случае – просто тупо «почивала на лаврах», а в худшем – начинала не по-детски быковать…
В отношении Фрола Изотовича Анисимова, это так называемое «быкование» – выражалось тем, что он начинал ревновать меня к своей власти. Ему почудилось, что я перехватываю у него «рычаги управления». Он, проявляя супер-активную деятельность, начал суетиться – откровенно мешая мне своими распоряжениями, или даже отменяя мои.
Дело не в моём уязвлённом самолюбии!
Как я понял, главное правило джентльменов – «оказанная услуга ничего не стоит», Председателю исполкома хорошо известна – хотя он не учился в их Иттонах да Кембриджах. И даже наши грядущие планы – стали не в счёт. В Ульяновске и его окрестностях на какое-то время установилось «двоевластие»: когда правая рука не ведает – что творит левая.
Как-то раз вскипев как самовар из-за какого-то сущего пустяка, товарищ Анисимов вызвал меня к себе «на ковёр» и даже не предложив сесть, даже не сказав «здрасьте» – накинулся с порога:
– Под меня копаешь, Попович?
– Побойся Маркса, Изотопыч! Если бы я под тебя «копал» – ты бы уже давно слетел из своего председательского кресла.
Ярится, глаза – «в щелочку»:
– Ты что брешешь, собака?!
– Какая, такая «собака»? Помнишь, не прошло и полгода как – ты свой «гребень» за Троцкого лохматил?
Тот замолк, побледнев слегка даже, а я его фейсом – об его же тэйбл:
– А я помню!
И привёл дословно кое-какие его высказывания, скажем предельно мягко – не красящие главу Волиспокома ВКП(б) перед лицом победившего триумвирата, в лице товарищей Зиновьева, Каменева и Сталина.
– Так, кто ж знал…?
– Я ЗНАЛ!!! И неоднократно тебя предупреждал… Тоже, позабыл, да?!
Молчит, потом нехотя сквозь зубы:
– Так ить, пронесло же!
– Дизентерией бы тебя в тифозном лагерном бараке «пронесло», – швыряю на стол копии телеграмм, – если бы я от твоего имени, не отправлял нужные телеграммы в Москву…!