Межвидовой барьер. Неизбежное будущее человеческих заболеваний и наше влияние на него

Эксперты предупреждали нас об этих факторах, и составить список будет довольно просто. Население Земли уже превышает 7 миллиардов человек. Скорее всего, прежде чем кривая роста сгладится, мы доберемся до отметки в 9 миллиардов. Плотность населения многих городов весьма высока. Мы проникли – и продолжаем проникать – в последние большие леса и другие дикие экосистемы планеты, разрушая физические структуры и экологические сообщества этих мест. Мы прорубаем себе путь через Конго. Прорубаем путь через Амазонию. Прорубаем путь через Борнео. Прорубаем путь через Мадагаскар. Прорубаем путь через Новую Гвинею и северо-восток Австралии. Мы трясем деревья – и в буквальном, и в переносном смысле, – и с них падают самые разные вещи. Мы убиваем, разделываем и едим множество диких животных. Мы поселяемся в расчищенных местах, основывая деревни, рабочие поселки, городки, добывающие станции, новые города. Мы приводим на эти освободившиеся места своих домашних животных, заменяя диких травоядных домашним скотом. Мы разводим домашний скот так же быстро, как размножаемся сами, организуя огромные животноводческие фабрики с тысячами коров, свиней, кур, уток, овец и коз, не говоря уж о сотнях бамбуковых крыс и гималайских цивет, которых держат в загонах и коралях, в условиях, которые легко позволяют этим домашним и полудомашним животным подхватить заразную болезнь из внешнего источника (например, от летучих мышей, которые ночуют над свинарниками), заразить этой болезнью собратьев и дать патогену великолепную возможность эволюционировать и принять новые формы, которые вполне могут заразить и человека, а не только корову или утку. Мы даем многим из таких промышленных животных профилактические дозы антибиотиков и других лекарств – не для того, чтобы их от чего-то лечить, а чтобы они набирали вес и оставались достаточно здоровыми, чтобы их мясо можно было с выгодой продать, способствуя тем самым эволюции резистентных бактерий. Мы экспортируем и импортируем домашний скот, перевозя его быстро и на большие расстояния. Мы экспортируем и импортируем других животных, особенно приматов, для медицинских исследований. Мы экспортируем и импортируем диких животных как экзотических питомцев. Мы экспортируем и импортируем шкуры животных, контрабандное мясо и растения, в которых иногда прячутся тайные пассажиры-микробы. Мы путешествуем, передвигаясь между городами и континентами даже быстрее, чем экспортный домашний скот. Мы останавливаемся в гостиницах, где чихают и блюют незнакомцы. Мы едим в ресторанах, где повар перед тем, как приготовить нам порцию морских гребешков, вполне возможно, разделывал мясо дикобраза. Мы посещаем обезьяньи храмы в Азии, рынки животных в Индии, живописные деревни в Южной Америке, пыльные археологические достопримечательности Нью-Мексико, города молочных фермеров в Нидерландах, пещеры летучих мышей в Восточной Африке, ипподромы в Австралии – дышим там воздухом, кормим животных, трогаем все подряд, пожимаем руки дружелюбным местным жителям, – а потом прыгаем в самолеты и летим домой. Нас кусают комары и клещи. Из-за наших углеродных выбросов меняется климат во всем мире, а это, в свою очередь, может заставить комаров и клещей перебраться в другие широты. Мы сами – неодолимое искушение для предприимчивых микробов, потому что нас много, и мы повсюду.

Все, что я только что перечислил, подпадает под одну категорию: экологии и эволюционной биологии зоонозных заболеваний. Экологические обстоятельства дают возможность для преодоления межвидового барьера. Эволюция пользуется возможностями, исследует дальнейшие пути развития и помогает превратить вспышку болезни в пандемию.