Мятеж

Большой зал в Палатах Алхимии, суровый каменный памятник натуре ее деда, в ночь бала был заколдован, чтобы превратиться в нечто прекрасное.

Голый серый камень уступил место белому мрамору с золотыми прожилками. Живые гирлянды из нефритово-зеленых листьев и лазурных цветов обвивались вокруг резных греческих колонн и стекали по стенам. На длинных драпированных золотом столах был устроен настоящий пир: хрустальные чаши для пунша мерцали в солнечном свете, отбрасываемом люстрами в форме птиц, которые, казалось, застыли в полете над головами гостей.

Территория снаружи тоже подверглась действию магии. Высокие стеклянные двери бального зала вели на террасу, а затем спускались в сад, который на самом деле был лишь заколдованной тренировочной площадкой дружинников. Тут были пруды, статуи и множество темных уголков для страстных встреч. И, как и всегда, здесь действовало заклинание, изгоняющее угольный смог города, и поэтому воздух здесь был чуть слаще, чем где-либо еще в Лондоне. Сегодня он благоухал цветами и магией.

Кассия сидела на месте, которое всегда занимала на балах: у самой затененной стены, какую только могла найти. Она стараясь быть незаметной, никак не привлекать к себе внимания. Обычно это делалось для того, чтобы избежать сплетен со стороны людей, которые не любили ее или не доверяли ей; в этот вечер это служило дополнительной цели – скрыть ее от Джаспера.

Ей нужно было застать Олливана одного и предупредить его об исходящей от Джаспера угрозе. Угрозе, что они могут быть разоблачены сегодня вечером, прямо здесь. Но с таким же успехом она может надеяться заколдовать весь бальный зал так, чтобы он засиял всеми цветами радуги – если это вообще возможно. Олливан прибыл с их дедушкой вскоре после Кассии и матери, и их провели по бальному залу, словно для демонстрации. Мероприятия в Палатах Алхимии всегда предполагали множество поклонов и любезностей с гостями верховного чародея. Сейчас Олливан разговаривал с Троицей, тремя представителями правящих семей Метрополитена. Она узнала выражение лица своего брата: широкую, непринужденную улыбку и стальные, яростные глаза. Капкан Джупитуса смыкался вокруг него.

Кассия попыталась понять, что это заставило ее почувствовать. Было ли ей не по себе из-за того, что она не хотела, чтобы Олливана изгнали во второй раз, или из-за того, что она боялась своего собственного наказания, если все вскроется? Возможно, ей следует немедленно отправиться к Джупитусу и опередить Джаспера. Она могла бы спасти себя, отказавшись от своего брата.

Ее дедушка был в другом конце бального зала. Она могла обойти танцоров, кружащихся под мягким золотым светом люстр, пройти вдоль ряда хрустальных чаш для пунша самых разных соблазнительных цветов и сказать его телохранителям, что ей надо немедленно поговорить с дедушкой. Извиниться. Все объяснить. Вероятно, это был ее единственный шанс.

В этот момент голос глашатая заглушил музыку.

– Эстер Рейвенсвуд, альфа Камден Тауна, – прокричал он, и новоприбывшая вошла в бальный зал.

Кассия почувствовала укол чего-то среднего между тоской и ностальгией по дому, когда пространство между ними ненадолго расчистилось и в дверном проеме появилась Эстер в сопровождении своего дружинника-охранника. Она была одета в темно-красное платье, гладкое и облегающее, почти без украшений; она всегда мало заботилась о моде и предпочитала тихий салон великолепию и суете бала. Ее карамельно-светлые волосы были собраны в такую же простую прическу, а проницательные карие глаза обшаривали бальный зал решительно равнодушным взглядом. Однако, когда взгляд Эстер остановился на Кассии, выражение ее лица исказилось понимающей улыбкой.

Они пересекли бальный зал навстречу друг другу и встретились на полпути в крепком объятии. Эстер первой отпустила Кассию, держа ее на расстоянии вытянутой руки, чтобы разглядеть.

– Твой вкус определенно изменился за последние два года, – сказала Эстер, окидывая взглядом пышные кружева, обрамляющие низкий вырез ярко-розового платья Кассии.

Кассия смущенно разгладила свое декольте.

– Моя мать истолковала мою любовь к цветам как привязанность ко всему такому, – объяснила она. – Шанс ее переубедить давным-давно упущен.

Эстер бросила на нее испытующий, непроницаемый взгляд, который заставил задуматься, не осуждают ли ее.

– Я пришлю тебе кое-какие вещи, – сказала она. – Или, возможно, мне следует настоять, чтобы ты забрала их сама. Я ожидала, что ты навестишь нас хотя бы раз.

Теперь Кассия поняла, что ее осуждают.

– Мне жаль, – сказала она, избегая взгляда женщины и роясь в мыслях в поисках объяснения. – Я была ужасно занята уроками.

– Значит, твое обучение продвигается хорошо? – спросила Эстер.