Мятеж

– Хорошо, да. Да, я скажу. То, как ты декорировал эту комнату, не впечатляет. Но я полагаю, что совмещение одновременно минималистичного и вычурного стиля само по себе заслуживает некоторой похвалы.

Джупитус почти не изменился в лице, но Олливан с удовлетворением заметил, как много деду понадобилось сил, чтобы скрыть эмоции.

– Я даю тебе этот шанс, – медленно произнес он, – шанс рассказать о своей роли в этом прежде, чем мои люди узнают обо всем по моей просьбе. Ложь тебя не спасет.

Как и правда, подумал Олливан, старательно отводя взгляд от пятна крови на рукаве Джупитуса.

– Дедушка, я не имею ни малейшего понятия, о чем ты говоришь. Ты столкнулся с какой-то проблемой? Я могу чем-то помочь?

Джупитус совершенно непринужденно улыбнулся.

– Удивительно, учитывая, что, похоже, все началось на ступенях Странствующего Места.

Олливан щелкнул пальцами.

– О, ты имеешь в виду тот случай. Да, какое-то нападение или что-то в этом роде? Я так понимаю, вы еще не нашли преступника? Преемников допросили? Я уверен, что от этой кучки дураков не будет никакой помощи, но, по крайней мере…

– Хватит, – сказал Джупитус. Он не повысил голос, но его тон избавил от такой необходимости. – Я не буду тратить свое время, спрашивая, что ты делал в Уайтчепеле на рассвете, поскольку мы оба уже знаем ответ. Но когда я найду доказательства того, что ты замешан в этом – поверь мне, я вложил значительные ресурсы в эту задачу, – с тобой захотят разобраться правители каждой фракции, чьим людям ты причинил вред, начиная с леди Райк. Это твое второе преступление против Севера, и на этот раз обстоятельства ни в малейшей степени не смягчают вину. Правители фракций смогут применить любые наказания, которые сочтут необходимыми в соответствии с Принципами, и я не буду вмешиваться.

– Я ни на кого не нападал, – сказал Олливан сквозь стиснутые зубы.

– Харт будет продолжать отрицать обвинения до тех пор, пока причастность чародеев не будет доказана, – продолжил он, как будто Олливан ничего не говорил. – Ты лично возглавишь эти усилия, произведя блестящее впечатление на каждого из них на сегодняшнем балу.

Он обратил свое внимание на бумаги, лежащие перед ним.

– Ты свободен.

До крови прикусив язык, Олливан развернулся на каблуках и направился к двери. Но именно тогда его дед снова заговорил.

– Я так понимаю, ты назначил Сибеллу Дентли секретарем Общества.

Шаг Олливана замедлился. Кровь застучала у него в ушах. Он уставился на дверь.

– Вы снова вместе?

– Нет, – ответил он слишком быстро, его голос был хриплым. Он сделал все возможное, чтобы сгладить этот момент, и с улыбкой повернулся к своему деду.

– Я не могу притворяться, что меня хоть на йоту волнует должность президента, – сказал он, упиваясь негодованием в глазах Джупитуса и используя его, чтобы укрепить свои позиции. – Мне нужен был секретарь, который выполнял бы и свою, и мою работу. Мисс Дентли оказалась единственным желающим кандидатом.

На протяжении всей своей речи он притворялся, будто искренне верит, что Сибелла для него ничто. На самом деле он хотел, чтобы это было правдой. Если он сыграет свою роль достаточно хорошо, возможно, ему удастся убедить их обоих, что Сибелла для него ничего не значит.

Однажды он уже пытался это сделать и потерял ее, но на этот раз терять было нечего.

– Все равно, – сказал Джупитус, – тебе не мешало бы обдумать мои слова более чем годичной давности. Моя дочь может попытаться удержать меня от каких-то решений, когда дело касается тебя. Но у нее нет власти, когда дело касается других людей.

Олливан развернулся. Он распахнул дверь с такой силой, что та ударилась о стену, заставив всех дружинников по ту сторону встать в боевые позиции. Из прихожей, что сразу за приемной его деда, он перенесся подальше, прежде чем кровью своего деда смог бы написать свою собственную судьбу раз и навсегда.

– Ты не вернешься.

Гедеон улыбается, но улыбка не касается его глаз. Ты подбираешь слова, чтобы успокоить его, но они застревают у тебя в горле. Прошлой ночью ты лежала без сна, голова была полна воспоминаний, которые ты еще не создала. Воспоминаний о возвращении домой.

Затем он наклоняется ближе и прижимается лбом к твоему виску, и воспоминания растворяются. Ты не хочешь уходить; ты не уверена, что когда-либо этого вообще хотела. Не тогда, когда вместо этого можно оставить все вот так.

Но ты не можешь, поэтому отстраняешься.

И все же Гедеон улыбается. Он всегда так делает, когда смотрит на тебя.

Глава 28