Мятежный дом

— Не интересно, — сказал Габо. — Можно, я предложу ставку?

— Если я найду ее неподходящей, я откажусь.

— Если вы проиграете, вы извинитесь перед Диком. Именно в тех выражениях, которые я вам напишу.

— А какую ставку сделаете вы, мастер Дельгадо?

— Сто имперских дрейков.

— Не интересно. В случае моей победы вы должны будете оказать мне услугу.

— Какого рода?

— Ваше достоинство не пострадает.

— Согласен.

— Барабанная дробь, — прошептала Хельга.

— Вы — культурный антрополог, — сказал Ройе.

Дельгадо потер шею.

— Вы знали.

— Не совсем. У вас распространенное имя. Я читал когда-то статью о субкультуре свободных гемов на Парадизо, написанную неким Габриэлем Дельгадо, но пока ваши друзья не начали обсуждать вашу гражданскую профессию, я не думал, что это можете быть вы.

— Это было нечестно, — сказал Грегор. — Я, мать его, даже не знаю, что такое «антрополог».

— Это ученый, и вроде как врач, — сказала Хельга. — Ну, вот есть гинеколог, который насчет женщин, а антрополог — он наоборот, насчет ваших мужских штук. Габо, чего ты ржешь?

— Ты промахнулась парсека на три, — сказал Торвальд.

— Ой, нет, всего лишь на половину человечества, — возразил Дельгадо.

— И на верхнюю половьину этой половьины, — заключил Лапидот.

— Именно. Хельга, врач, который занимается репр дуктивным здоровьем мужчин, называется андрологом. А мои научные интересы относятся ко всему человечеству в целом. Обычаи, традиции, культуры, власть, иерархии, религии, суеверия…

— А для чего это нужно?

— Предполагается, что для лучшего понимания между людьми, — Торвальд вздохнул. — Вот почему я думал, что ты разведчик. Дело в твоем взгляде. В твоем… молчаливом внимании…

— Благодарствую, — Габо поклонился ему. — Итак, господин Ройе, чего бы вы от меня хотели?

— Будьте моим советником по делам пленных имперцев. Я нужен на Биакко, я не могу мотаться все время между Шораном, Лагашем и навегами. Кто-то должен делать эту часть работы. Я думал о другом кандидате, но, кажется, он потерян.

— Победивший наследует все, — Габо пожал плечами. Но это нужно сначала уладить с Хельгой. Мой сезонный контракт принадлежит ей.

— Ему, — поправила Хельга, кивая на Торвальда. — Потому что перед вашим законом у меня нет никаких прав. Я не гражданка и я пленница.

— Это тоже можно уладить, сказал Ройе.

— Как, йавлар?

— В идеале все три навеги должны управляться гражданами Рива, это упростит задачу. Сеу Нордстрем уже гражданин, но он принадлежит клану Сэйта. Для баланса мне нужен человек клана Сога, и единственный способ получить гражданство с нужной быстротой — это брак с гражданином. Поскольку брак должен быть чисто фиктивным, для меня нет разницы, будет ли это капитан Риддерстрале или капитан Гория, но…

— Черта с два! — прорычал Грегор.

— Но я известен как твердый гетеросексуал, а вы, имперцы, известны своими предрассудками в отношении гомосексуальности. Оба эти фактора делают наш брак с капитаном Гория слишком подозрительным, а значит, невозможным. Что возвращает нас к сеу Риддерстрале.

— Черта с два, — мотнула головой Хельга.

— Почему?

— У вас свои законы, у нас свои. По нашим законам я все еще замужем за капитаном Нордстремом, пока церковный суд не признает наш брак недействительным.

— Я не могу понять вас, сеу Риддерстрале. Брак, сказал я, должен быть сугубо фиктивным. Ваш церковный суд не имеет к этому никакого отношения. Тем более, что господин Нордстрем уже женат, а вы… вы спали с моим братом.

— С кем я сплю — одно дело, а брак — совсем другое. Если бы… если бы Пауль сделал мне предложение, он услышал бы то же самое: любовь любовью, а жениться можно будет только тогда, когда отменят брак с Тором.

— Мой брат хотел бы настоящего брака, и в этом случае, возможно, препятствие могло бы стать серьезным. Но как может недействительный брак помешать фиктивному?

— Ну, может, у меня есть христианские и имперские предрассудки насчет фиктивных браков. Я все еще верю в Бога, если вам это не мешает.

— Не больше, чем ваши предрассудки помешали вам спать с Паулем. А последний человек, который здесь сослался на Бога, получил от вас весьма едкий комментарий. Насколько я помню, вы поинтересовались, не ударился ли он головой.

— Слушайте, вы, всезнайка, — голос Хельги был сух, как песок во время прохождения Картаго между солнцами. — Я знаю, что вы, вавилоняне, всех нас называете безумцами. Но вот что я вам скажу: я нормальная, и с головой у меня все в порядке. Однако есть и такие люди, которые на вере действительно свихнулись. И я испугалась, что Рики тоже соскочил с катушек — это после всего-то, что он пережил. Вот почему я сказала то, что сказала. Не потому что сама изверилась. Я могу отличить веру от настоящего безумия. И я не хочу, чтобы мальчик дошел до разговоров с ангелами.

— Понимаю. И признаю, что у вас есть религиозные принципы — но они не мешают вам, когда речь идет об удовольствиях. Они мешают только когда речь идет о благе товарищей. Весьма… по-христиански.