Как это повлияло на культурный фон Петербурга, можно судить по той же статистике. По разным источникам, до 1917 года в Петербурге насчитывалось от 600 до 800 христианских молитвенных домов различных конфессий. В их число входили как отдельно стоящие приходские, кафедральные, кладбищенские храмы и часовни, так и включённые в архитектурные объёмы зданий ведомственные, дворцовые или домовые церкви. Такое количество культовых сооружений не могло не оказать сильнейшего влияния на формирование архитектурной среды города. В отличие от старых городов Европы, где большинство церковных зданий буквально втиснуто в жилую застройку, многие петербургские храмы ставились на открытых пространствах, служили центрами окружающей городской среды, перед ними создавались площади, а к ним сходились улицы.
В Петербурге жива легенда о некой фигуре монаха в чёрном, который появляется по ночам у расстрельной стены на Никольском кладбище Александро-Невской лавры, где также казнили священников. Говорят, однажды «один из доцентов института имени Герцена, считавший подобные рассказы байками», на спор согласился провести ночь на кладбище. На следующий день доцента нашли мёртвым у самой стены. Он был совершенно седым, и на его теле не было никаких следов насилия.
В 1920-е годы, после ареста по заведомо сфабрикованным обвинениям деятелей ленинградской гуманитарной науки, в том числе работников Центрального бюро краеведения, в фольклоре появился «архитектурный» термин «Репрессанс», который недвусмысленно намекал на неизбежную эволюцию всей послереволюционной жизни: «От палаццо до палатки, от барокко до барака». Пока ещё это были только монастырские кельи на Соловках, превращённые в камеры, куда отправляли на перевоспитание неугодных интеллигентов по хорошо инсценированным заранее решениям судебных органов.
7 марта 1934 года вышел Указ об уголовном преследовании гомосексуалистов. Будто бы сразу после выхода указа организовали массовые облавы и бессудные убийства «голубых». Одновременно решили раз и навсегда покончить в обеих столицах с бандитизмом. Действовали по хорошо отработанному революционному принципу. По Ленинграду на милицейских машинах разъезжали гэпэушники и если натыкались на подозрительную группу людей, то тут же в ближайшем дворе брали подписи нескольких случайных свидетелей, составляли протокол, ставили людей к стенке и на глазах прохожих расстреливали. Трупы грузили в машину и уезжали. Так что к трагическому для Ленинграда дню 1 декабря 1934 года опыт был уже вполне достаточным.
Убийство Кирова, осуществлённое в этот день, стало одним из самых громких террористических актов довоенного времени в Ленинграде.
Настоящая фамилия Сергея Мироновича Кирова — Костриков. Партийный псевдоним Киров образовал от имени Кира Великого, древнего персидского полководца, жившего в VI веке до н. э. Киров родился в маленьком городке Вятской губернии Уржуме. После октября 1917 года возглавил борьбу за советскую власть на Кавказе. С февраля 1926 по декабрь 1934 года — первый секретарь Ленинградского обкома ВКП(б), считался «любимцем партии». Так его называли в стране. Согласно официальным советским источникам, которые, кстати, не противоречат многочисленным свидетельствам самих ленинградцев, это был один из самых ярких периодов в жизни социалистического Ленинграда. Киров заботился о горожанах, любил город, много сделал для его восстановления после хозяйственной разрухи 1920-х годов. «Наш Мироныч» — с уважением называли его ленинградцы. Ему подражали. Так, например, офицерский ремень, который, по примеру Кирова, носили партийные работники, уважительно называли «Ремень имени Сергея Мироновича Кирова».
Надо сказать, что и после гибели Кирова продолжали чтить в Ленинграде. Иногда это приобретало курьёзные формы. Так случилось с судьбой картины некоего художника, заказанной ему ещё при жизни Кирова специально для Смольного. Картина называлась «Киров в президиуме заседания Ленсовета». На картине Киров изображён за столом в окружении коллег и соратников. По обеим сторонам стола, как это было тогда принято, стояли кадки с пальмами. Со временем всех сотрудников и соратников Кирова одного за другим сняли с их должностей и арестовали. Вместо них художнику предложили изобразить пальмы. Наконец, когда за столом остался один Киров, к тому времени уже погибший, картину переименовали. Теперь она называлась «Киров в пальмовом лесу».