Однако в последнее время появилась ещё одна версия убийства Кирова. Правда, смахивает она скорее на легенду. Согласно ей, 1 декабря Кирова не было в Смольном, он остался дома и готовился к докладу, с которым вечером должен выступать в Таврическом дворце. Однако днём ему будто бы позвонила Мильда Драуле, и они договорились немедленно встретиться в смольнинском кабинете Кирова. Об этом каким-то неведомым образом узнал Николаев. Он срочно бросился в Смольный, ворвался в кабинет первого секретаря и застал-таки любовников в самый неподходящий момент. Его жена возлежала на кабинетном столе, рядом лежал Киров. Николаев выстрелил почти в упор. Эту версию, по утверждению её авторов, доказывает и вычисленная в процессе следствия траектория полёта пули, которая была бы иной, если бы тот роковой выстрел произвели не в лежащего, а в идущего по коридору Смольного Кирова.
По малодостоверному преданию, Николаев погиб во время одного из допросов. Якобы его лично застрелил Сталин.
Буквально сразу после трагической смерти Сергея Мироновича Кирова в Ленинграде начались массовые аресты по сфабрикованному делу, которое в народе получило собирательное название Кировского. Террор в его рамках приобрёл невиданный размах. Тысячи людей расстреляли, сослали, приговорили к тюремному заключению. «Кировская высылка», «Кировский поток», «Кировцы», «Убийцы Кирова» — такими мрачными определениями пополнился ленинградский фольклор того времени.
Только в одном 1935 году по Кировскому делу из Ленинграда вывезли более 200 тысяч человек. На сборы давали три дня. Затем всех грузили в так называемые «эшелоны слёз», каждый из которых состоял из двух паровозов и 60 вагонов. Иногда эти поезда называли «Дворянская стрела», по социальному составу отправляемых в заключение ленинградцев дворянского происхождения. Эшелоны с осуждёнными тянулись на Север, в лагеря, расположенные в пустынных заснеженных районах Коми АССР. «Здесь жили сто пятьдесят тысяч комиков и гораздо больше трагиков», — горько шутили сосланные ленинградцы. Другим местом заключения была Сибирь. Название города Омск, превращённое в аббревиатуру, в то время расшифровывали как «Отдалённое Место Ссылки Каторжников». Иногда ссылка заменялась запретом жить в семи крупнейших промышленных и административных центрах, среди которых Ленинград стоял на почётном втором месте после Москвы, в народе это наказание получило название «Минус семь».
Многие репрессированные остаток своей жизни должны были провести на Соловках, где советские методы социалистической перековки достигали наивысшей степени цинизма. Обречённые на советское перевоспитание академические профессора, бывшие царские офицеры и священнослужители под музыку духовых оркестров, состоящих в основном из уголовников, ворочали огромные брёвна (баланы — на блатном жаргоне), подготавливая их к сплаву:
Цинизм и лицемерие органов НКВД достигали невероятных размеров. В 1929 году на углу Петровской набережной и площади Революции начинается строительство дома для политкаторжан, освобождённых после революции из ссылок и тюрем. В 144 квартирах этого дома должны были жить бывшие политические каторжане и ссыльнопоселенцы — члены самых различных партий, от большевиков и меньшевиков до эсеров и бундовцев. Согласно одному из преданий, место для строительства выбирал любимец ленинградских большевиков Сергей Миронович Киров. Будто бы именно он предложил возвести этот дом в непосредственной близости к площади Революции и крейсеру «Аврора». Выстроенное в конструктивистском стиле здание почти сразу же приобрело статус памятника ранней советской архитектуры. Однако в то время оно всё же вызывало странное ощущение своим серым казарменным цветом. В Ленинграде мрачно пошучивали: «Они привыкли при царе по тюрьмам сидеть, вот им и дом выстроили соответствующий».
В 1935 году Общество бывших политкаторжан ликвидировали, 132 семьи были выселены из Дома политкаторжан и подвергнуты репрессиям. Многие из них вновь оказались в ссылке. Оставшиеся горько пошучивали: «НКВД извлёк из нас квадратный корень». И действительно, из 144 квартир неопечатанными остались 12, но на самом деле и оставшимся было не до шуток. Сохранился анекдот, как однажды в опустевшем доме политкаторжан затрещали звонки и послышались громовые удары в двери. Чудом уцелевшие жильцы в оцепенении прильнули к дверям: на кого-то падёт очередной жребий? И вдруг из-за дверей раздаётся радостный голос управдома: «Граждане каторжане, никакой паники! Всё в порядке! Это пожарные! Горит первый этаж!»