Подчинённым импонировала самостоятельность и независимость их начальника от Москвы. Однако в народе Зиновьев слыл обыкновенным чиновником, не лишённым партийного чванства и высокомерия. Многие хорошо помнили, каким «худым как жердь» приехал он из эмиграции и как «откормился и ожирел в голодные годы революции». В Петрограде в связи с этим обстоятельством он даже имел уничижительное прозвище: «Ромовая бабка». Сотрудница Коминтерна А. Куусинен в своей книге «Господь низвергает своих ангелов» вспоминает: «Личность Зиновьева особого уважения не вызывала, люди из ближайшего окружения его не любили. Он был честолюбив, хитёр, с людьми груб и неотёсан… Это был легкомысленный женолюб, он был уверен, что неотразим. К подчинённым был излишне требователен, с начальством — подхалим».
Зиновьев был личным другом Ленина, однако не раз оппонировал ему, не боясь откровенно высказываться против, как ему казалось, авантюрной политики партии большевиков. Так, в октябре 1917 года Зиновьев вместе с Каменевым резко выступил против курса большевиков на вооружённое восстание. А когда петроградские рабочие призвали в ответ на убийства М. С. Урицкого и В. Володарского, а также покушения на Ленина начать «красный террор», Зиновьев отказался. Зиновьев выступал против решения В. И. Ленина перенести столицу Советской России в Москву. Его не раз исключали из партии, но затем восстанавливали. Несколько раз он был осуждён как царским, так и советским режимом.
В 1936 году Зиновьева репрессировали по сфабрикованному делу так называемого «Троцкистско-зиновьевского террористического центра» и приговорили к расстрелу. Его обвинили в измене делу партии большевиков и приговорили к высшей мере наказания — расстрелу. Говорят, вызванный на казнь, он потерял всякое самообладание и отчаянно взывал к Сталину, в которого продолжал фанатично верить. По воспоминаниям, «перед казнью униженно молил о пощаде, целовал сапоги своим палачам, а затем от страха вообще не смог идти». Но в последний момент, как об этом будто бы рассказывал самому Сталину один из сотрудников НКВД, присутствовавший при казни, Зиновьев воздел руки и произнёс еврейское традиционное молитвенное обращение: «Слушай, Израиль, наш Бог есть Бог единый».
На многие десятилетия Зиновьева вычеркнули из списка выдающихся деятелей Коммунистической партии и Советского государства. А уж о том, что он — личный друг Ленина и вместе с ним летом 1917 года скрывался от Временного правительства в Разливе, упоминать было просто опасно.
Кроме язвительных анекдотов на эту тему, которые мы уже приводили, никаких иных «свидетельств» в то время не было.
Как известно, Гражданская война закончилась разгромом белых армий на Дальнем Востоке. Широко известна и песня о той давней героической эпопее «По долинам и по взгорьям». В фольклоре сохранился народный вариант этой песни, в котором, конечно же, не обошлось без упоминания нашего города:
В петербургском городском фольклоре сохранилась удивительная топонимическая мета эпохи Гражданской войны. Она связана с именем Николая Васильевича Чайковского, в память о котором будто бы названа одна из улиц нашего города. Эта улица возникла в самые первые годы существования Петербурга, когда в 1711 году на левом берегу Невы заложили Литейный двор для отливки артиллерийских пушек. Вокруг предприятия начали складываться Литейная и Пушкарская слободы. Улицы прорубались перпендикулярно Литейному проспекту и имели порядковые номера. Так, в 1716 году будущей улице Чайковского дали первое официальное название: 3-я от Невы реки линия. Параллельно с этим на планах города XVIII в. можно встретить и другой вариант этого названия: 3-я от берега реки Невы улица. В начале 1720-х годов Литейный двор получил название Арсенал, а 3-ю от Невы линию переименовали во 2-ю Артиллерийскую улицу.
Во второй половине XVIII века в память о святом Сергии Радонежском на углу Литейного проспекта и
Артиллерийской улицы построили Сергиевскую всей артиллерии церковь, о чём мы уже говорили. В 1762 году и 2-ю Артиллерийскую улицу переименовали в Сергиевскую.