Мятежный

Мой отец умер примерно в то же время, когда это произошло. Я это точно знаю, потому что во всех подобных воспоминаниях я выглядела лет на двенадцать, может тринадцать. Несмотря на то что я очень любила папу, не могу не задаваться вопросом – что я на самом деле о нем знала?

Знала, что он изменял маме с другой женщиной. У них был долгий роман. Вот почему мама выгнала его из дома в тот день, когда он умер. Но я также знала, что в моих глазах он оставался потрясающим человеком. Именно он научил меня ездить на велосипеде. Он ежедневно возил меня в школу, вытирал мне слезы, когда я грустила, и заставлял смеяться, когда злилась. И он же укладывал меня обратно в кровать, когда мне снились кошмары.

Папа читал мне истории о принцессах, замках, драконах и всегда менял сюжет так, чтобы принцессы сами спасались от огнедышащих злодеев.

Он тратил лишние деньги на покупку пластырей с изображением Чудо-женщины. Каждый раз, когда я простужалась, он готовил свои фирменные макароны с сыром и измельченными чипсами, думая, что я их люблю, хотя на самом деле мне нравилось его внимание. Мне нравилось, как он стоял на кухне и делал для меня что-нибудь глупое.

Мне нравилось чувствовать его любовь.

Да, он часто напивался, выбрав водку в качестве своего любимого напитка. Я помнила запах алкоголя, когда он прижимался к моему лбу, чтобы поцеловать на ночь.

Мне нравился этот острый запах. Пахло домом. И я отказываюсь верить, что дом стал для меня адом. Что отец что-то сделал со мной.

К тому времени, как я выбралась из лабиринта, моя голова была забита нерешенными вопросами.

Миссис Би ждала меня на привычном месте – в своем кресле-качалке, раскачиваясь взад-вперед и скривив губы в улыбке. Из-за своей болезни ей приходилось носить два пальто в сентябре. Сейчас миссис Белфорт казалась исключительно спокойной. Джульетта протянула мне пинцет, тихо постукивая себя по щеке.

– Хотите, чтобы я выщипала вам усики? – Я придвинула свой стул к ней, шевеля бровями. Выщипывать волосинки на подбородке миссис Белфорт лучше всего при ярком солнечном свете. Она сказала, что у меня они тоже появятся, когда я буду в ее возрасте, но вся прелесть двадцати лет в том, что ты еще не понимаешь, что такое старение. Ты знаешь: со временем это произойдет, но еще не веришь в это. Не по-настоящему.

Я немного повыщипывала ей волосинки, прежде чем она сказала:

– Любовь – это искусство. Некоторые люди закрывают глаза и отказываются ее видеть. Другие же посещают все музеи мира. К какому типу относишься ты, Джесси, моя дорогая?

Я посмотрела на лабиринт.

– Думаю, я способна увидеть красоту в искусстве. – Я сглотнула, посмотрела на миссис Белфорт и выдернула еще одну седую волосинку, неуместно торчащую на ее подбородке.

– Хорошо. Хорошо. Потому что это единственный способ дожить до моего возраста без сожалений. Я знаю, что ты видишь, когда смотришь на меня, Джесси, и я знаю, что тебя не должен привлекать этот вид. Но пойми вот что – я ни о чем не жалею. Я прожила полноценную жизнь. Цельную. Я любила свободно, без сомнений и ревности. Кем бы ни был этот мальчик… – Она склонила голову в сторону лабиринта, от улыбки на ее щеках появились ямочки. Мое сердце застряло в горле – она помнила Бэйна? – Этот мальчик заботится о тебе. Будь умницей и тоже позаботься о нем. Никто не должен проживать эту жизнь в одиночестве.

Она посмотрела на меня и нежно пригладила мои волосы. Подобно маме. Так, как это следовало делать Пэм.

– Да, я помню его, Джесси. У меня есть болезнь, но я все еще здесь, – мягко сказала она.

Я кивнула и собиралась сказать, что не отпущу его. Что я буду держать Романа до тех пор, пока он остается рядом. Но потом она снова заговорила:

– Я знаю, что у меня Альцгеймер.

Ее слова перевернули что-то внутри меня. Возможно, мне хотелось верить, что между миссис Белфорт, которую я знала и любила, и женщиной, ведущей долгие беседы со своим покойным мужем за пустым обеденным столом, не было ничего общего.

– Мне очень жаль, Джульетта.

– Я также знаю, что умираю. Мне нездоровится, Джесси. Но никто со мной об этом не разговаривает. Они думают, что я не понимаю, но это не так.

Мои глаза наполнились слезами, но я не позволила им пролиться. Это было бы несправедливо по отношению к миссис Би.

Я вспомнила, как сильно ненавидела проявления жалости – после «Инцидента» презирала всех, кто начинал оплакивать мою судьбу. Если я сама не проливала слез, они тоже не должны. Я помнила детектива Мэдисон Виллегас в полицейском участке той ночью, когда меня выписали из больницы, и я должна была сделать официальное заявление.

Она стояла в углу комнаты со слезами на глазах, наблюдая, как я скармливала им немногословную ложь, которая не соответствовала куче доказательств, будто это ей причинили боль.

– Что я могу сделать для вас? – спросила я, выдергивая еще один волосок и позволяя ему упасть на деревянную веранду. Я отложила пинцет и взяла холодные ладони миссис Би в свои руки.