Мятный шоколад

— Я его уже вразумил лопатой по репе, — хмуро отреагировал напарник. — Сваливаем отсюда, пока он не очухался. Ты видел, как с ним директриса носилась. Важная птица этот чувак. Мне еще во время похорон показалось, что я его рожу видел в средствах массовой дезинформации, то ли по телику, то ли в газете.

— Неужто? — возбужденно подпрыгнул Колян. Никогда прежде ему не приходилось видеть известных людей так близко, но всегда страсть как хотелось прикоснуться к великому. Например, к груди Памелы Андерсен или к пиджаку Путина. Конечно, мужик, что лежал у его ног, раскинув руки в разные стороны, не был ни Памелой, ни Путиным, но все же он был чем-то знаменит, и на душе у Коляна стало как-то тепло и трепетно.

— Вспомнил! — заявил Серый. — Я его у Маньки в бабском журнале видел. Он с какой-то бабой офигительной в обнимку стоял. А журнал тот вроде про личную жизнь богатеев вещает.

— И че? — душа Коляна требовала продолжения.

— Ни че. Пошли отсюда быстро.

— А могила как же? Надо ее в порядок привести?

— Я сказал, пошли. Не наше это дело, будем надеяться, что он не видел, кто бил его лопатой по башке. А если и видел, то наверняка забыл, потому что приложил я его достаточно сильно. Он шумиху поднимать не станет. Даже если не забыл… К чему ему лишние разговоры? Но и мы будем держать язык за зубами — ничего не видели и не знаем. Если спросят, говори, что на работу ты пришел с утра, — проинструктировал напарника Серый и направился к выходу. Колян пожал плечами, положил на плечо лопату и потрусил следом.

Алевтина напряженно прислушалась: незнакомые голоса наверху утихли. Кто это мог быть? Убийца с сообщником? Милиция? Случайный свидетель? На уши давила тишина, прерывающаяся глухими ударами сердца. Что случилось? Куда делся Клим? Почему он не откапывает ее? Она подождала еще некоторое время, нащупала мобильный телефон, попыталась набрать номер Клима, но телефон издал жалобный писк, и дисплей потух. Сердце в ее груди подпрыгнуло до самого подбородка. Благодаря телефону она продержалась несколько часов под землей, но теперь у нее не было связи с внешним миром. Она осталась одна — наедине с собственным паническим ужасом, который жил с ней рядом все это время и дышал ей в лицо могильным холодом. Она тряхнула головой, чтобы сосредоточиться и не впасть в панику, и тихонько позвала Клима. Ответом ей была тишина. Она позвала громче, еще громче, заметалась, заколотила ногами и руками в крышку гроба, ногтями стала рвать шелковую обивку, поранила руку о гвоздь, но боли даже не почувствовала. До ее слуха долетел металлический скрежет лопаты, царапнувшей по крышке гроба. По крышке забарабанили капли дождя. В нос ударила струя чистого воздуха. Закружилась голова. Навалилась усталость. Невыносимо захотелось спать. Она закрыла глаза — сил, чтобы продолжать жить, у нее больше не осталось.

— Аля, почему ты молчишь?! — Клим пытался открыть непослушную крышку, подцепив ее за ручку крюком, который специально прихватил с собой, потому что гроб вытащить на поверхность в одиночку было невозможно. Сколько провалялся он без сознания, Клим не знал. Дождь привел его в чувство — сильный дождь, ливень. Он вымок насквозь, рубашка прилипла к спине, в кроссовках хлюпала вода.

Наконец крышка поддалась, он потянул ее на себя.

— Аля? — глухо позвал он, но ответа не услышал. Он нащупал в кармане маленький фонарик, мокрой рукой включил, посветил и, приглушенно вскрикнув, выронил его из рук. Фонарь с глухим стуком упал на светлую шелковую обивку гроба — гроб был пуст. Алевтина исчезла.

ГЛАВА 10. АСПИРИН И ТЕАТРАЛЬНЫЕ ПОДМОСТКИ НЬЮ-ЙОРКА.

С волос тонкими ледяными струйками стекала вода, неприятно струясь за ворот рубашки. Клим поежился, подул на грязные, вымазанные в глине ладони, пытаясь согреть дыханием озябшие руки, вытер их о штаны, тоже грязные. В липкой глине он был вымазан с ног до головы.