Читаем Мифы Дальнего Востока полностью

Как и другие тунгусо-маньчжурские народы, негидальцы почитали медведя и тигра, которых воспринимали как кровных родственников человека.

Медвежьи мифы негидальцев специалисты подразделяют на три группы. К первой относится сюжет о девушке, которая стала женой медведя, родила двух сыновей-медвежат и была убита своим братом-охотником. (Подобный сюжет известен и другим тунгусо-маньчжурам. В частности, он представлен, хотя и в несколько другой интерпретации, в ульчском мифе «Дорога таежных людей».)

Во второй группе мифов девушка также становится женой медведя, но через некоторое время возвращается домой. Таких рассказов записано очень много, причем в них почти всегда особо оговаривается, что медведь хорошо обращался со своей женой и она с любовью вспоминает мужа-медведя.



Однажды отправились женщины на другой берег реки по ягоды. Набрали ягод, вернулись к лодке и тут заметили, что одной девушки среди них нет. Долго искали, да так и не нашли. Вернулись домой. На другой день отправились на ее поиски мужчины, но тоже не нашли. Решили, что девушка погибла.

Прошло несколько лет. Однажды парень из того же селения охотился в тайге. Вдруг слышит — окликает его кто-то по имени. Обернулся, видит: стоит женщина совсем голая, волосы свисают до пят, а рядом с ней — два медвежонка. Испугался парень, а женщина говорит: «Не бойся, это же я! А медвежата — мои дети». Узнал парень пропавшую девушку. Говорит девушка: «Мой муж-медведь недавно умер, я хочу вернуться к родителям».

Накинул парень на нее свою одежду, посадил вместе с медвежатами в лодку, отвез к отцу и матери. Стала девушка рассказывать: «Была я женой медведя. Он меня, как человек, любил, еду для меня добывал, а когда я рожала, как бабка-повитуха, помогал, медвежат облизывал, мне вставать с постели не велел, лапой толкал, чтобы я лежала, сам все по хозяйству делал. Но недавно вернулся он еле живой, с трудом до берлоги дошел, лег, стонет, смотрит на медвежат, а у самого слезы текут. В ту же ночь и умер. А я с детьми к вам вернулась».

Ночью девушка заснула, а родители стали думать, что с медвежатами делать. И решили их убить. Проснулась девушка, а медвежат нет.

Очень тосковала она по мужу и детям и вскоре сама умерла.

Специалисты отмечали, что у тунгусо-маньчжуров, как и у других охотничьих народов, существовало различие в отношении к медведю мужчин и женщин. Марина Мансуровна Хасанова пишет: «Для женщины медведь как бы ее муж и сын одновременно, он ее покровитель и защитник. Для мужчины он соперник, которого надо устранить, то есть объект охоты, но весьма уважаемый и почитаемый». Не случайно существовал запрет женщинам есть медвежье мясо.

Мифы о муже-медведе существуют и в виде быличек, то есть рассказов, претендующих на достоверность. Во многих из них называются имена девушки и ее родителей, указывается название села, в котором они жили, и т. д.

В одной из таких быличек, записанной во второй половине XX века, рассказывается: «Жила одна девушка с отцом и матерью. Вот однажды она пропала. Прошло пятнадцать или восемнадцать лет — вернулась домой, вернулась к отцу и матери. И одежда у нее не порвана, и не похудела, только поседели волосы и постарела. Вот тогда она рассказала, где была. Была замужем за медведем. Теперь, после того как вернулась домой, перестала есть медвежье мясо. Если кто убьет медведя, она горько плачет: вспоминает своих детей и мужа вспоминает. Люди говорят, что не так давно умерла, возможно после Отечественной вой­ны».

К третьей группе медвежьих мифов относятся рассказы о том, как охотник зимует вместе с медведем в его берлоге. Медведь дает ему наставления, какие правила нужно соблюдать, чтобы не разгневать лесного духа-хозяина: медведя нельзя убивать ни ножом, ни саблей, а только копьем; женщины, как уже было замечено, не должны есть медвежьего мяса и т. п.

Наравне с медведем важное место в мифологических представлениях негидальцев занимал тигр. Иносказательно они называли этого таежного зверя «наш отец». С ним также был связан целый ряд поверий и запретов.

Женщинам и женатым мужчинам запрещалось наступать на след тигра, а в случае, если этого нельзя избежать, следовало положить вдоль следа палку и наступить на нее.

В отличие от медведя на тигра никогда не охотились. Убить его было можно только в порядке самозащиты, причем, судя по некоторым данным, самозащитой считалась и защита человеком своих собак. В XIX веке был записан рассказ о том, как тигр загрыз нескольких собак, принадлежавших одному охотнику-негидальцу. Впрочем, отчасти охотник был виноват сам, поскольку незадолго до этого нашел в лесу двух убитых диких оленей и, решив, что их зарезал волк, отнес обе туши своей семье, там мясо съели, а шкуры пустили на одеяла. На самом же деле этих оленей зарезал тигр, а по обычаю мясо зверя, убитого тигром, можно было есть только в тайге и только мужчинам. Шкуру и кости такого животного полагалось оставить в тайге, положив на специальный помост-лабаз. Охотник же перевез туши оленей к себе домой, их мясо ели женщины, а шкуры стали использоваться в хозяйстве.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Алхимия
Алхимия

Основой настоящего издания является переработанное воспроизведение книги Вадима Рабиновича «Алхимия как феномен средневековой культуры», вышедшей в издательстве «Наука» в 1979 году. Ее замысел — реконструировать образ средневековой алхимии в ее еретическом, взрывном противостоянии каноническому средневековью. Разнородный характер этого удивительного явления обязывает исследовать его во всех связях с иными сферами интеллектуальной жизни эпохи. При этом неизбежно проступают черты радикальных исторических преобразований средневековой культуры в ее алхимическом фокусе на пути к культуре Нового времени — науке, искусству, литературе. Книга не устарела и по сей день. В данном издании она существенно обновлена и заново проиллюстрирована. В ней появились новые разделы: «Сыны доктрины» — продолжение алхимических штудий автора и «Под знаком Уробороса» — цензурная история первого издания.Предназначается всем, кого интересует история гуманитарной мысли.

Вадим Львович Рабинович

История / Химия / Образование и наука / Культурология
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология
Повседневная жизнь средневековой Москвы
Повседневная жизнь средневековой Москвы

Столица Святой Руси, город Дмитрия Донского и Андрея Рублева, митрополита Макария и Ивана Грозного, патриарха Никона и протопопа Аввакума, Симеона Полоцкого и Симона Ушакова; место пребывания князей и бояр, царей и архиереев, богатых купцов и умелых ремесленников, святых и подвижников, ночных татей и «непотребных женок»... Средневековая Москва, опоясанная четырьмя рядами стен, сверкала золотом глав кремлевских соборов и крестами сорока сороков церквей, гордилась великолепием узорчатых палат — и поглощалась огненной стихией, тонула в потоках грязи, была охвачена ужасом «морового поветрия». Истинное благочестие горожан сочеталось с грубостью, молитва — с бранью, добрые дела — с по­вседневным рукоприкладством.Из книги кандидата исторических наук Сергея Шокарева земляки древних москвичей смогут узнать, как выглядели знакомые с детства мес­та — Красная площадь, Никольская, Ильинка, Варварка, Покровка, как жили, работали, любили их далекие предки, а жители других регионов Рос­сии найдут в ней ответ на вопрос о корнях деловитого, предприимчивого, жизнестойкого московского характера.

Сергей Юрьевич Шокарев

Культурология / История / Образование и наука