Мифы сталинской эпохи

У любой великой державы это белье, разумеется, присутствует. Горбачев не стал изучать вопрос более-менее серьезно, безапелляционно заявил, что мы виноваты. Поляки всплеснули руками от восторга: «Боже, мы дожили!» – эмигрантское правительство зарыдало слезами умиления, в Америке кинули в воздух чепчики. Ну все, русские совсем чокнулись, сами себя охаяли. Еще документов никаких нет, а русские уже признали свою вину!

Деятели радикально левого толка, которых и тогда было достаточно, тут же заверещали, что надо пересматривать все материалы Нюрнбергского военного трибунала, и понеслась душа в рай. Начался, по сути, восточный базар, когда «если ты мне то, я тебе это, а если я тебе это, ты мне то». И джентльмены на слово друг другу не верят, одни показывают какие-то документы, вторые орут: «Это наглая фальшивка», потом наоборот, вторые показывают документы, а первые их изобличают… Кроме «искренней любви» к Польше, в чем здесь была проблема? Почему до сих пор этот миф пользуется гигантской популярностью, почему написаны десятки книг, что это все гнусная ложь, никаких документов в архивах не было, сплошной новодел, печати не такие, чернила неправильные, бумага не та? Ко всему, к чему только можно было придраться – придрались. Дело в том, что в Советском Союзе архив был уделом профессиональных историков. Просто так вам ничего не давали, уж тем боле документы из особой папки ЦК. Это относится не только к Катыни, но и к репрессиям 30-х годов. Именно потому тему репрессий в полном объеме удалось исследовать только в 90-х годах, просто допустили к архивам. Во-первых, разрешили работать профессиональным историкам (я имею ввиду со временную Россию и постсоветское пространство), во-вторых, потомки репрессированных смогли обратиться в органы и узнать о судьбе своих предков. Да, во время Хрущева реабилитировали многих, но реабилитировали «пакетом». Что это значит? Как их репрессировали, именно такими перечнями, большими списками по несколько тысяч фамилий, не особенно разбираясь, кто и что, точно так же их реабилитировали. Опять же не разбирались в нюансах – если ты осужден в 37–38 гг., значит, по определению хороший человек. Всё, восстановить в правах!

Вот откуда потом взялось такое бешеное количество реабилитированных бандеровцев, лесных братьев, прочих борцов под знаменами Третьего рейха. Почему их так активно оправдывали? Этот вопрос, пожалуйста, к советской власти, чем она руководствовалась, когда таких людей амнистировали в честь 9 Мая. В реальности иногда доходило вообще до абсурда, когда, например, в честь 9 Мая были выпущены на свободу двое бандеровцев, убивших топором комсомолку из Луганска, приехавшую работать на Западную Украину. Больше того, эти два ублюдка потом присутствовали на открытии ей памятника в этом селе, делились воспоминаниями, наверное. Это к вопросу, как у нас все делалось в 50–60-х годах.

Так вот, когда появился допуск к архивам, стали выплывать многие вещи. Правда, тут же посыпались заявления, что многие документы, которые мы показывали полякам, подделка. Разумеется, серьезные историки всегда отличат подделку от подлинника, хотя бы по архивным реквизитам, есть там такое специальное делопроизводство. Люди, которые в теме, прекрасно понимают, о чем речь. Другими словами, вбросить в архив дезу вроде бы не сложно – приклеить бумаги клеем Моментом, поставить липовую печать, но специалист сразу увидит, что это фальшивка. В серьезный государственный архив внести документы задним числом невозможно, точка.

Есть в Москве очень интересное здание – дом 2 по улице Большая Лубянка. Если кто не знает, это архив Федеральной Службы Безопасности. И в этом архиве прекрасно сохранились документы по катынскому делу. Никто еще не смог доказать, что туда был вброшен хоть один листок бумаги, все документы безусловно подлинные.

Вспомним историю катынского дела, как разворачивались события во время ВОВ. После поражения под Сталинградом германское общество погрузилось в глубокую печаль и задумчивость. Вермахт получил очень серьезный удар, победные перспективы оказались уже не так очевидны. Естественно, нужен был какой-то новый информационный повод, чтобы, во-первых, мир снова вздрогнул от ужаса перед большевистской Россией, от ее азиатского варварства, скотства и гнусности, во-вторых, народ в Германии вспомнил, что идет тотальная война цивилизованных людей против большевистской мерзости. Тут, на счастье немцев, стали делиться первыми воспоминаниями те самые свидетели, многие из которых, замечу, были еще детьми, когда всё случилось. Они рассказали, что сюда незадолго до войны кого-то привозили, поляков, вроде, и потом больше их никто не видел.