Мигель де Унамуно. Туман. Авель Санчес_Валье-Инклан Р. Тиран Бандерас_Бароха П. Салакаин Отважный. Вечера в Буэн-Ретиро

— Зачем? — удивился Хосе и, повернувшись к господину, спросил: — Это что, ваша служанка?

— Нет, эта сеньорита моя дочь, — холодно ответил сеньор Арисменди.

Кракаш понял, что допустил оплошность, и, чтобы загладить ее, сказал:

— Очень красивая. А на вас-то как похожа!

— Не нахожу. Ведь это моя падчерица, — возразил сеньор Арисменди.

— Ха-ха, вот смешно!.. У нее уже, верно, и дружок есть.

Какочипи попал в больное место, потому что девушка, к неудовольствию родителей, влюбилась в своего кузена.

Сеньор Арисменди приказал Хосе не задавать больше дерзких вопросов, ему уже говорили, что Хосе придурковат, но пусть он научится прилично вести себя.

Хосе, весьма удивленный этой неожиданной вспышкой гнева, отправился в комнату мальчика, где дал свой первый урок сольфеджио. Грубые слова сеньора Арисменди его не столько оскорбили, сколько озадачили. Хосе был очень простодушен, жизнь его проходила в думах о музыке, а обо всем остальном он ничего не ведал.

Какочипи, которого несколько раз оставляли обедать с семьей Арисменди, всегда поражал печальный вид отца, матери и дочерей, и он захотел развеселить их немного, потому что, как говорит мирянин: «Omissis curis, jucunde vivendum esse», что означает — надо жить весело и без забот.

Первое, что взбрело в голову Кракашу в один прекрасный день, когда он решил, что уже достаточно вошел в доверие семьи, это воспроизвести во время десерта шум поезда, вслед за тем он попытался спеть песню, которая имела большой успех в таверне. Тот, кто поет эту песню, сначала делает вид, что играет на флейте и барабане, потом, что ест из кастрюли, после чего он, не переставая петь, раздевается до пояса.

Хосе подумал, что, когда он снимет куртку и жилет, вся семья так и покатится со смеху, но вышло совсем наоборот — сеньор Арисменди уставился на него свирепым взглядом и сказал:

— Вот что, Какочипи, наденьте вашу куртку и чтобы вы ее никогда больше не снимали в нашем присутствии.

Хосе стало холодно, и вовсе не потому, что на нем не было куртки.

— Этим людям ничего не нравится, — пробормотал он.

Как-то он явился давать урок, разрисовав себе лицо в крапинку, и опять не имел успеха, в другой раз вместе со своим учеником он привязал все приборы к столу… и снова никакого результата.

— Как дела, Кракаш? — окликал его кто-нибудь на улице. — Что поделывает семья Арисменди?

— А! Это люди, которым ничего не нравится… — отвечал он. — Выдумываешь такие великолепные штуки, чтобы развеселить их… И хоть бы что.

С началом карнавала Хосе Кракаша осенила одна блестящая идея, и он уговорил своего ученика принести ему платья матери и сестры. Они оба переоденутся и сыграют с семьей Арисменди чудеснейшую шутку.

— Теперь-то уж они у меня будут смеяться, — говорил сам себе Какочипи.

Мальчик не стал вдаваться в лишние расспросы и в карнавальное воскресенье выбрал самые лучшие, какие нашлись, платья и отнес их в кондитерскую. Учитель и ученик облачились в женскую одежду и, взяв каждый по метле, отправились к церковной паперти.

Когда Арисменди, его жена и дочери вышли из церкви, Какочипи и его ученик бросились к ним и осыпали их градом ударов и насмешек. Хосе припомнил Арисменди, что у него фальшивые зубы, его жене — что она носит накладные волосы, а старшей дочери — ее возлюбленного, с которым она поссорилась, и после еще целого залпа таких же неуместных выходок обе маски, подпрыгивая и подскакивая, убежали прочь.

На следующий день, отправляясь в дом Арисменди, Кракаш думал:

«Вот уж будут меня расхваливать за вчерашнее!»

Но когда он вошел в комнату, ему показалось, что все какие-то чересчур серьезные. А потом к нему приблизился Арисменди и сказал не то что суровым, а просто яростным голосом, в страшном гневе, ab irato:[29]

— Чтобы ноги вашей не было в моем доме. Балбес! Если бы вы не были слабоумным, я бы вас в шею вытолкал!

— Но за что? — спросил Хосе.

— И вы еще спрашиваете, глупец? Тот, кто не умеет вести себя по-людски, не должен общаться с людьми. Я предполагал, что вы дурак, но не подозревал, что до такой степени.

Первый раз в жизни Какочипи почувствовал себя оскорбленным. Он заперся дома и стал думать о Селедонии, второй дочери Арисменди, о ее нежном голосе и о eloquendi suavitatem[30], с которым она произносила по утрам свое:

— Добрый день, Хосе!

Какочипи пришел к убеждению, что он, как и сказал ему Арисменди, дурак, а кроме того, по уши влюблен. Эти два открытия побудили Хосе сменить платье, подстричь волосы, надеть новый берет и восстать против того, чтобы его называли Кракашем.

— Эй, Кракаш, — окликал его кто-нибудь на улице.

— Послушай-ка! Мне показалось, что ты назвал меня Кракаш, — говорил он.

— Да, а что?

— А то, что я не желаю, чтобы ты меня так звал.

— Но постой, Кракаш…

— Вот тебе. — И Хосе пускал в ход кулаки.

Так, в короткий срок, он уничтожил свою кличку Кракаш. Селедония Арисменди заметила преображение Какочипи и поняла, какую роль в этой перемене сыграла она. Хосе видел, что девушка смотрит на него ласково, но был так застенчив, что никогда не осмелился бы ничего ей сказать.