Михаил Кликин. Сборник

Мне отлично помнится тот день: я сижу у открытого подтопка печи, ворошу кочергой прогорающие дрова, говорю, что теперь всё будет нормально, планирую вслух скорый поход к Марье Степановне в Николкино — как вдруг Таня, сидящая у окна, говорит едва слышно: «Они уже здесь…»

Таня была плоха. Мы начали лечение, но результата пока не видели. Иногда, впрочем, девушке становилось легче настолько, что она просила нас посадить её за стол перед окном. Она пила подслащенный кипяток с чайного блюдца, держа его дрожащими руками, и смотрела за стекло. Мы знали, что через полчаса или час ей вновь станет худо, и она опять будет давиться слизью и метаться в бреду.

— Они уже здесь, — сказала Таня, глядя в окно.

И все подумали, что у нее начался бред.

— Пора баиньки, — сказал ей Димка и встал. Я тоже поднялся, поставил кочергу в угол, ногой прикрыл чугунную дверцу печи.

— Они… здесь… — повторила Таня и уронила блюдце. Оно покатилось по столу, свалилось на пол и разбилось. Мы не обратили на это внимание. Мы уже видели то, что заметила Таня.

Зомби.

Они брели через луг — и это напомнило мне сцену из какого-то фильма про фашистов: уверенные в себе оккупанты, развернувшись цепью, входят в беззащитную деревню.

— Дверь! — заорал опомнившийся Димка и ломанулся к выходу.

А я будто к полу прирос. В голове пульсировало: «Откуда?! Откуда?!»

Это был конец. Раз уж нас нашли здесь, значит, бежать больше некуда.

— Откуда? — прошептал я.

— С той же стороны идут, откуда и мы пришли, — сказал Минтай. Он хрипло дышал мне в ухо. — Выследили, гады.

Из-за кустов на лужайку перед избой выпрыгнул поджарый мангус. Он припал к истоптанной нами земле и закрутился волчком, фыркая так, что даже в доме было слышно. Потом мангус замер, медленно поднял голову и посмотрел в окно — точно на меня.

— Вынюхали, — шепнул я.

Мангус подобрался. Мог ли он меня видеть, чуять? Я не знал.

Он прыгнул.

Я не думал, что эта тварь способна так прыгать.

Окно разлетелось, будто в него пушечное ядро попало. Застрявший в раме мангус задёргался, хлопая пастью, в комнату протискиваясь — захрустело стекло, затрещало дерево. А я всё стоял, смотрел на него, словно загипнотизированный.

Выстрел я принял за оплеуху.

Правый глаз мангуса расплескался.

— Выпихивай его! — заорал Минтай. — Выпихивайте!

Второй выстрел ожог мне висок. Я втянул голову в плечи. Из пасти мангуса густо полилась кровь.

Меня отодвинули — почти отбросили. Катя с ухватом наперевес кинулась к дергающейся в оконном проеме твари. Оля тыкала в огрызающуюся морду черной от копоти кочергой. Минтай, прищурившись, целился в мангуса из пистолета, но почему-то больше не стрелял.

— Выпихивай, выпихивай!

Я вспомнил про топорик, которым мы секли лучину для растопки, бросился на кухонку. Понимая, что всё уже бесполезно, что мы обречены, схватил его, метнулся назад, крича, словно какой-нибудь дикарь. Я вскочил на стол, оказавшись как раз на линии выстрела, но совсем об этом не думая. Размахнулся так, что обухом едва потолок не пробил. И обрушил топор на голову не желающей подыхать твари.

Не знаю, сколько раз я её ударил. На меня помутнение нашло. Кажется, я отрубил мангусу голову. Вернее, то, во что она превратилась.

— Хватит, хватит уже! — Меня стащили со стола, отобрали топор. — Вот взбеленился!

Димка заплетал мне руки, пытался меня успокоить — я и не заметил, когда он вернулся. Что-то хрипел Минтай. Прыгали рядом Оля и Катя.

— Всё… — Я едва не заплакал. — Всё кончено. Вы не понимаете разве? Эти твари и здесь нас достанут.

— Без паники, — одёрнул меня Димка. — Мы заперты в доме, и у нас есть оружие. Может, отобьемся.

— А что дальше? — Я сел на пол, безвольно уронил руки. — Столько усилий… И всё напрасно… Нам от них не спрятаться.

— Значит, будем с ними воевать.

— Нас шестеро. — Я нашел в себе силы поднять голову и взглянуть на Димку. — А их шесть миллиардов.

— Мы этого не знаем, — сказал Минтай.

— Всё еще надеешься на помощь из-за моря? — ощерился я. — Потому и бабки свои таскаешь?

— А ты мои бабки не трогай! Не тобой заработано!

— А у нас теперь коммунизм! Всё общее!

— Хрен тебе на рыло!

— Да я тебе, ублюдку!!

— Эй, эй, эй! — Димка растолкал нас. — Вы чего это? Тоже время выбрали! Успокаиваемся, садимся и думаем — что делать дальше. На улице, видите, что творится?

Мы не только видели, но и слышали. Из разбитого окна, заляпанного кровью, сильно сквозило. Рыскающие зомби подвывали и странно постанывали — жуткие звуки, которых мы не слышали раньше.

— Я запер крыльцо, дверь в прихожей и выход на двор, — доложился Димка. — Сам двор закрыть не успел — там, кажется, кто-то уже есть. До окон эти твари не дотянутся — окна высоко. Разве только еще один такой же попрыгунчик объявится. Поэтому окна предлагаю заставить мебелью.

— И будем сидеть слепые и в темноте, — возразил я, тщетно пытаясь успокоиться.

— Лучше бы, конечно, заколотить, — кивнул Димка. — Но чем?

— Разломаем стол и лавку, — предложил я. — Можно пол разобрать. А гвоздей надёргаем. Только какой смысл всего этого? Просидеть взаперти месяц и сдохнуть тут от голода и жажды?

— Нам просто надо немного прийти в себя.