Михаил Кликин. Сборник

Минтай и Катя разговаривали о чем-то своем, а я корчился и не понимал, как они могут так вот спокойно, так запросто беседовать: он ее успокаивал, просил не волноваться, она говорила, что с ними будет все в порядке. Минтай отвлекался, ругался, обруливая обращенных. Иногда что-то билось о машину. Взвизгивали тормоза, рычал мотор…

Не знаю как — но мы выбрались из города.

И где-то на окраине (я впервые там был) Катя вдруг закричала:

— Вот! Вот он! Стой!

Она увидела магазин. Но я понял это позже. Поднявшись, я пытался увидеть, о ком она говорила, и зачем Минтай остановил машину.

— Пять минут! — Катя буквально умоляла. — Только пять минут! Здесь никого нет, посмотри! Мы зайдем, и сразу же выйдем.

Минтай качал головой. Но машина стояла. И я сразу понял, что он уступит, что он уже готов уступить.

— Вы с ума сошли?

Они посмотрели на меня так, словно успели забыть о моем присутствии — и только сейчас вспомнили.

— Я всегда думала, что у моего ребенка будет всё самое лучшее, — сказала Катя. — Я думала, что смогу обеспечить его всем необходимым. — Она всхлипнула. — Но теперь… Хотя бы… Что-нибудь…

Она вдруг расплакалась.

Я тупо на нее смотрел и не мог понять, почему она заговорила о ребенке.

А потом я увидел вывеску магазина, рядом с которым мы стояли: «Ваш малыш».

— Она беременна, — сказал Минтай, глядя куда-то в сторону и пытаясь неловко утешить Катю. — Мы собирались рассказать вам. Но не могли решить — когда.

Я молчал. Я думал, что после всего пережитого уже ничто не сможет меня потрясти. Но я ошибался.

— Хотя бы какую-нибудь погремушку, — просила Катя. — Пустышку… Бутылочку… Игрушку… Пусть у него будет хоть что-нибудь…

— Я пойду, — Минтай забрал у нее автомат.

— Не надо, — тихо сказал я.

— Всего три минуты, — сказал Минтай. — Мы уже не раз так делали.

Я покачал головой, но спорить не стал, понимая, что переубедить их невозможно. Да и место, действительно, выглядело безопасным: открытое пространство, выезд из города, строений почти нет, помещение магазина отлично просматривается через витрины, а машина стоит всего-то в трех шагах от стеклянной двери…

— Бибикните, если что-то увидите, — сказал нам Минтай и вышел.

Я тоже выбрался на улицу. Постоял, оглядываясь, пытаясь дрожь унять. И сел на водительское место — свое законное.

Минтай вернулся через минуту, свалил у машины ворох детских вещей, недовольно на меня посмотрел, но сказать что-то не решился. И садиться не стал:

— Я там мобильчик присмотрел. Хороший, механический. Восемь тыщ стоит. И ванночку складную прихвачу… Розовую брать или голубую? Кать, а?

— Розовую.

— Хорошо. Я мигом.

Он опять умчался в магазин. Через минуту внутри что-то грохнуло — но это был не выстрел, просто упало что-то. Я на всякий случай проверил оружие — пистолет был без патронов, зато для ружья боеприпасов хватало — и с пулями, и с разной дробью. Вот только стрелять из тесного салона было бы неудобно.

— Посмотри на перекресток, — сказала вдруг Катя.

Я повернул голову.

— Что там?

— Не знаю… Почудилось, будто… Показалось, наверное…

Пока мы глядели в сторону, Минтай выволок из магазина новую партию детских вещей и игрушек. Куда он собирался их распихивать, я выяснить не успел. Счастливый будущий отец положил всё в кучу, обошел машину и, улыбаясь, постучал мобильчиком в окно. Катя нажала кнопку, чтобы опустить стекло. И в этот момент с крыши магазина на крышу машины перескочил здоровенный гуль. Он схватил Минтая поперек туловища — и тот вскрикнул от страшной боли, вцепился в дверь, попытался забраться в машину через полуоткрытое окно. Катя отчаянно пыталась ему помочь — тянула его в салон — за одежду, за волосы. А он уже не кричал, только корчился. Из открытого рта хлынула кровь, глаза закатились. Еще секунда — и его голова оторвалась, упала Кате на колени. Она завизжала, а я вдавил педаль газа и бросил сцепление…

Забрызганная кровью Катя беспрерывно визжала двадцать километров. Под ее ногами каталась голова Минтая. А я гнал и гнал машину, желая оказаться как можно дальше от этого проклятого города.

14. Год первый. Июнь. Расставание

Первый раз машина заглохла еще на трассе. Я сумел завести её, вытащив «подсос» наполовину. По звуку определил, что проблема серьезная — двигатель троил и трясся, но с зажиганием, вроде бы, всё было нормально. Заниматься диагностикой я не мог, так как догадывался, что сейчас по нашим следам спешат обращенные. Поэтому я вернулся за руль и погнал машину дальше — на трех цилиндрах, работающих на обогащенной смеси.

Когда до съезда на грунтовую дорогу, ведущую к Николкино, оставалось минут пять езды, двигатель не выдержал издевательств, и моя верная «десятка» заглохла окончательно. Я посадил аккумулятор, пытаясь её завести. Потом я собрал консервы, которые, видимо, добыл без нас Минтай, взял оружие, портфель с пищащими котятами, несколько шоколадных плиток и батарейки.