Михаил Кликин. Сборник

Потом я прищемил ему руку дверью и вырвался. Скользнул на кухню. Вывалил на пол содержимое ящика стола, ощупью нашёл большой нож, поранился об острое лезвие, забился в угол.

Серый человек просочился на кухню, словно бесформенный клок тумана, и я подумал, что его не возьмёшь никаким оружием.

Но нож с трудом рассёк плоть, и человек упал.

Я захлебнулся собственной кровью. Теряя сознание, я продолжал отчаянно кромсать его тело.

Последнее, что помню — это как перерезал ему горло.

* * *

Очнулся я в больнице.

Разбуженные шумом соседи вызвали милицию. Прибывший наряд взломал дверь и нашёл меня на кухне — голого с ножом в руке. Всё вокруг было заляпано кровью. Моей кровью.

Больше ничего и никого не было.

Серые люди умеют прятаться.

* * *

Жена приехала не через четыре дня, как обещалась, а через два. Она заранее сообщила о своём прибытии, но меня не было дома. Я лежал под капельницей в больнице.

Она сказала маме, что я заболел, и потому она должна срочно возвращаться. Мама пожелала мне скорого выздоровления, и заставила дочку взять огромный арбуз.

— Ему надо больше витаминов, — сказала она. — А у вас в городе таких не продают, там одна химия…

Мою жену сбила машина. Серая «Волга» с тонированными стёклами, номеров которой никто не заметил. Арбуз, точно бомба, взорвался тысячей алых брызг, и на дармовое угощение тут же слетелись тучи голубей и ворон. Они сновали в грязных лужах и торопливо склёвывали кровавые ошмётки…

* * *

Я узнал о её смерти в тот же день.

Сквозь стеклянную дверь палаты я видел милиционера, который о чём-то говорил с врачом.

Врач не хотел, чтобы меня беспокоили.

И я всё понял.

* * *

Я не собирался лежать и ждать, когда они придут за мной. Я сбежал.

На несколько дней меня приютил друг. Он ни о чём не спрашивал, а я ничего не мог ему рассказать. Потом, окрепнув, поправившись, я ушёл от него — не хотел подвергать его опасности. Какое-то время я жил в маленьких гостиницах, снимал номер на день-два, не больше. Старался не выходить на улицу. Но они знали, что я где-то рядом. Они понимали, что я никогда не прощу им убийство жены. И они искали меня.

Я убил троих. Перед смертью они кое-что мне рассказали — у них странные голоса, тихие, бесцветные — шёпот осеннего ветра, — их слова так сложно понять и запомнить.

До чего-то я додумался сам — sapienti sat…

* * *

Вы слышали когда-нибудь чужие голоса в телефонной трубке? Вам встречались ночные трамваи и троллейбусы, торопливо везущие в никуда полные салоны мрака? А случалось ли вам видеть призрачные огни в сырой тьме подвалов? Звонил ли невидимка в дверь вашей квартиры? Просыпались ли вы глухой ночью от звука шагов в пустых комнатах? Было ли так, что газ или вода сами собой включались, а мебель вдруг двигалась, и пропадали бесследно какие-то вещи?..

Серые люди живут среди нас.

Люди осени — безликие соглядатаи.

Люди зимы — безжалостные убийцы.

Мы создали новую среду — Города. И новый вид существ должен был появиться. Я не силён в латыни — homo urbanis — поправьте меня, если здесь допущена ошибка.

Пока нас больше, чем их. Пока они прячутся. Следят за нами, паразитируют на нас. Чего-то ждут. Как долго это будет продолжаться?..

Я знаю, вы видели их. Надо лишь чуть напрячься, чтобы вспомнить. Надо стать чуть более внимательным, чтобы их заметить. Но вы боитесь. Они прячутся от вас, а вы прячетесь от них…

* * *

Ночью они пришли за мной. Втроём. Окружили частный дом на окраине города, где я снял на сутки приделок — глухую каморку без окон, с единственной узкой дверью, запирающейся на хлипкий шпингалет.

Я проснулся оттого, что во дворе заворчала собака. Взвизгнула. Смолкла.

Я понял, что это они. Люди зимы. В тёмных кожаных куртках, под капюшонами которых тьма вместо лиц. В чёрных перчатках, в просторных брюках, в высоких прошнурованных ботинках на толстой крепкой подошве, окованной металлом. Они вечно ёжатся, словно мёрзнут на стылом зимнем ветру. Из-под капюшонов всегда курится пар. От них веет холодом, и мурашки бегут по коже, когда они проходят рядом, — вам знакомо это чувство?..

Я сбежал.

Быстро оделся — на улице было зябко, близилась зима. Осторожно, стараясь не скрипеть рассохшимися половицами, подкрался к двери, отпер, скользнул в тёмный коридор.

Люди зимы подходили всё ближе — я чувствовал их. Как обычно, рот наполнился кровью — они вытягивали из меня силу.

Пригнувшись, чтоб убийцы не заметили мой силуэт в тёмном окне, я прокрался вдоль коридора, ощупью отыскал низенькую дверцу, за которой был крытый двор с деревенскими удобствами. Приоткрыл её и, перестав дышать, просочился в узкую щель. На дворе было чуть светлей — сквозь дырявую крышу лился внутрь лунный свет. Кругом громоздился хлам: из тёмных углов, из полос тени торчали погнутые грабли, источившиеся лопаты, ржавые косы — словно суставчатые лапы огромного насекомого. Пыльные мешки, похожие на истлевшие трупы, висели на стенах, валялись на земляном полу. Округлые куски мела и соли — точно черепа. Клочья пакли и ветоши — выцветшие скальпы.