И начинает нам читать Самойлова, одно стихотворение за другим – всю свою концертную программу. Часа полтора. Мне даже кажется, что он это специально придумал, чтобы на случайных зрителях опробовать… Как он мог знать и пропускать через себя такое огромное количество стихов, не понимаю.
А у нашего фильма была печальная судьба – его долго не выпускали на экран.
Не знаю, что выйдет, но с огромным удовольствием снимал шестисерийный телефильм об эмиграции тридцатых годов во Франции «Очарование зла». Там и Париж, и Москва тридцатых, Цветаева, Эфрон и еще тридцать действующих лиц. В том числе сталинский нарком Ежов, его враги среди чекистов, его холуи и приспешники. Вот и снимал не по корысти, а по душе.
Мне кажется, что Михаил Михайлович был большим ребенком, очень ранимым. Он умел искренне удивляться. Иногда он надевал на себя маску этакого мудреца с трубкой. Но под этой маской был хороший и в чем-то наивный человек.
Я его искренне любил и уважал. У меня тепло и хорошо на душе от того, что я рядом с ним жил и работал.
Елена Дорден-Смит
«У нас с тобой не было романа?»[34]
Впервые мы встретились с Козаковым и его женой Региной в доме архитекторов Былинкиных. Там собирались компании – Боря Мессерер, Савва Ямщиков, Боря Хмельницкий.
Миша был вальяжный, всегда невероятно ухоженный, в таких красивых пиджаках, курил американские сигареты.
Я была тогда молоденькой совершенно. Первый муж у меня был югослав – Олег Голубович. И он с Мишей тоже общался, даже когда мы развелись. Мы бывали с ним у Козаковых в доме. Дом был очень хлебосольным, Регина потрясающе готовила. Она была очень остроумной. Чувствовалось, что она его очень любит и очень хорошо за ним ухаживает.
Но это, пожалуй, единственные наши ранние с ним отношения. Я тогда больше дружила с другими из той же компании. Не было у меня с ним той упоительной дружбы.
Потом я его встретила через несколько лет в ресторане ВТО. И это уже был совсем не тот вальяжный барин. К этому моменту у него закончился роман с Настей Вертинской. А об этом романе все говорили, сожалели, что он ушел от Регины. Он был какой-то потерянный, очень много говорил. Мы сидели компанией, и потом он пошел меня провожать – я жила напротив, в Гнездниковском переулке. Мы сидели потом у меня дома, и он был очень растерян – с Настей, «Настёной» (он так ее называл) не получилось. Он был очень удивлен – почему? Чувствовал огромную вину перед Региной за то, что ушел от нее к Настёне.
Я очень хорошо помню его растерянную фразу:
– Ну что, мне за тобой начать ухаживать? Может, нам с тобой роман завести?
– Нет, Миша, не надо, – отвечала я ему, успокаивая.
Вот это были такие первые встречи, а потом – совсем в другой жизни.
Я только издалека следила, что случалось в жизни Михал Михалыча. Мы встретились с ним через годы, когда я уже была замужем за Джо Дорден-Смитом – английским писателем и журналистом, у меня уже была вторая дочь Катя, и я жила в Англии. Я приехала в Москву, и Варя Арбузова позвала меня посмотреть первый спектакль Костика Богомолова. А Костика я знала, потому что он вместе с моей дочкой ходил в детскую прогулочную частную группу.
И вот когда мы с Варей пришли смотреть Костин спектакль, перед нами сидел Миша. И снова он был прежним – холеным Мишей в твидовом пиджаке. Мы тогда обменялись впечатлениями.
А следующая встреча была 24 декабря 2006 года. Был юбилей Джо – шестьдесят пять лет. Мы собирали друзей в ресторане Дома кино. И я Мишу пригласила, хотя они с Джо даже не были знакомы. Мне помогал устроить этот вечер Боря Хмельницкий – любимец всех официантов и метрдотелей.
Собралась вся наша компания, близкие друзья: Коля Петров, Эдик Радзинский, Макс Валецкий, Витя Суходрев. Пришел Миша и неожиданно сел сразу за представительский стол, за которым сидела семья. А поскольку это всё было экспромтом, тосты произносили близкие друзья, но открыл почему-то юбилей Джо Миша Козаков. Джо его не знал и спросил: кто это? Миша был с молодой женой Надей. А она как-то не монтировалась с нашей компанией – и не потому, что я к ней предвзято отнеслась, вроде она симпатичная, но ей было с нами дико скучно, и она этого не собиралась скрывать. Присутствуя, она не присутствовала. Нам было с ней как-то неловко. А Миша вдруг говорит мне:
– Лена, вот хочу Надьке Лондон показать, но денег нет.
И я ему:
– А ты не выступишь у нас в Лондоне в Пушкин-хаус?
– Да, если они мне заплатят.
– Они не заплатят, они только образовались, но ты скажи мне, какой у тебя гонорар?
– Две тысячи долларов.
И сидел за столом мой друг бизнесмен Макс Валецкий, я попросила его оплатить Мишино выступление. Тот с готовностью согласился.