Милая , 18

—    Прежде всего устроить собрание. Я говорил с руководителями многих группировок, и они обе­щали прийти. Если придете и вы, то вашему при­меру последует большинство раввинов Варшавы.

—     Бунд[34] вас поддерживает?

—     Да.

—     А федерация рабочих сионистов?

—     Тоже.

—     А коммунисты?

—     И коммунисты.

—     На таком собрании будет полнейший раз­брод.

—     Мы, наоборот, попытаемся создать единый фронт, чтобы преградить поток немецких прика­зов.

—     Ах, вот оно что. Но, Александр, я не об­щественный деятель и не политик, а просто учи­тель. Что же касается общественных проблем, так на то у нас есть Еврейский Совет, пусть он и решает те вопросы, о которых вы говорите.

Алекс старался запастись терпением.

—           Еврейский Совет выбран немцами, — пошел он снова в наступление. — Мы чувствуем, что они хотят им воспользоваться для проведения своей политики.

—           Но учитывая, что в нем такие хорошие сио­нисты, как Эммануил Гольдман, Шенфельд и Зильберберг...

—           Рабби, у них совершенно нет власти. В та­кое необычное время, как наше, и меры нужны необычные.

—          Чем же так необычно наше время, Алекс?

—           Нам, возможно, предстоит борьба просто за то, чтобы выжить.

—          Послушайте, Алекс, — старик, улыбаясь, по­гладил пышную седую бороду. Как эти молодые любят сгущать краски! — Вот вы ученый, исто­рик. Скажите мне, когда это в истории еврейского народа не велась более или менее напря­женная борьба просто за то, чтобы выжить? То, что сегодня происходит в Польше, уже не раз бывало в нашей истории. Вот вы как историк и скажите мне, разве мы не выживали при любом деспоте?

—     Думаю, сейчас дело обстоит совсем иначе.

—     А именно?

—     Со времен Первого Храма нас убивали пото­му, что нужен был козел отпущения, потому, что это было выгодно политикам, стоявшим у власти, потому, что это давало выход страстям, ублажа­ло невежество. Крестовые походы, инквизиция, резня в Вормсе[35], погромы Хмельницкого. Но в прошлом мы никогда не сталкивались с хладно­кровно разработанным планом уничтожения.

—     И каким образом ученый историк знает, что сейчас мы именно с таким планом столкнулись?

—     Читал Адольфа Гитлера.

—     Ага. Ну, а скажите мне, Александр, что, по-вашему, выгадают немцы от уничтожения евре­ев? Получат территории? Завладеют воображаемы­ми богатствами? Какой смысл убрать лучших вра­чей, музыкантов, ремесленников, ученых, писа­телей? Чего они этим добьются?

—     Вопрос не в том, чего они добьются, а в том, на чем остановятся. Начинали немцы, как сотни других, но я не уверен, способны ли они сами себя остановить. Ни один другой народ в истории не был так психологически склонен раз­рушать во имя разрушения.

—     Из ваших слов следует, что нацисты есть воплощение зла. Прекрасно. Но вы как историк должны знать, что зло само себя разрушает.

—     Верно, но по дороге оно может разрушить и нас. Где это в Талмуде и в Торе сказано, что мы не должны защищаться?

—     А мы и защищаемся: сохраняем веру, которая помогала нам выжить во все века. Мы защищаем­ся, оставаясь хорошими евреями. Так мы пережи­вем и это время, и все другие времена. И придет Мессия, как обещано.

—    

—    

—         

—         

—         

—         

Глава шестая