Миллион за теорему!

Они замолчали, пытаясь в уме выразить одно неизвестное через другое и подставить то, что получится, во второе уравнение. Вроде ничего особенного… Если бы была свеча, бумага и карандаш – вообще ерунда!

Бекки напряглась, мысленно выполняя подстановку:

a = 2 – b,

подставляем то, что получилось, во второе уравнение, получаем…

– Ни фига себе! – возмутился Дон. – Получается квадратное уравнение. На множители не разлагается, я проверил. Значит, нужно использовать квадратную формулу…

– А ты не можешь потише? – перебил Коротыш. – Ну вот, опять сбил! И вообще, тут что-то напутано.

Бекки тоже сбилась. Всё-таки трудно решать такие вещи в уме, без бумаги. Но и у неё – так ей показалось – получался отрицательный дискриминант. И что с ним делать? И вообще, знали ли в те времена про дискриминант?

Она вспомнила про стихотворение на стене: «Похожа жизнь на два ларца…»

Если не удастся открыть дверь, кто знает, найдут ли их…

«Два ларца с ключами… друг от друга…»

Догадка только промелькнула, смутная, как все догадки. Бекки заткнула пальцами уши. Лишь бы не спугнуть, успеть поймать и понять…

– А что, если… сначала сложить дроби – те, которые над дверью? – вслух подумала она. – Ну, упростить выражение, преобразовать и посмотреть, что получится?

Сказано – сделано. А когда сложили и посмотрели… Получилось что-то такое неожиданное, что они онемели – все трое!

Решение – такое красивое, такое очевидное! – висело всё это время у них перед глазами, а они, как дураки, не видели его, потому что привыкли всё делать по правилам!

– Ура! – заорал Дон, зажигая десятую спичку. – Арон, ты – гений! Вот же они – «ключи», подсказки – прямо на стене:

a + b = 2,

ab = 3.

Подставляем 2 и 3 в числитель и знаменатель и получаем ответ: ⅔. И никаких дискриминантов!

Дон забыл, что спички нужно экономить. Он сломал одну, уронил вторую и неловко чиркнул головкой третьей по коробку. Огонёк нервно заметался, как бы раздумывая, что ему делать.

Коротыш тем временем исследовал окошечко в цифровом замке.

– Здесь нет палочки для дробей, – сказал он. – То есть… Если перевести в десятичные… Тут, кажется, есть запятая…

– Угу, – фыркнул Дон. – ⅔ в десятичном выражении равняется 0,66666… и так далее. Бесконечная дробь. Как же мы её в замок запихнём? Округлением?

Коротыш молча крутил диски на бочонке. Раздался щелчок – и дужки замка разомкнулись.

Часть четвёртая

Прекрасна принцесса Глория…

Глава 1

Слухи – и немного про моду

Над Ньютоном летали слухи!

Двадцать четыре пригласительных браслета уже нашли своих владелиц, и их имена были известны каждому, кто хоть раз брал в руки газету. Первой называли «Золушку из Волочка», получившую по почте браслет от победителя полуфинала Карла Ригана.

В городе вспыхнул интерес к моде. В субботнем приложении к «Вечернему Ньютону» напечатали интервью с хозяйкой лучшего ателье на Торговой мадам Рюшар. Ателье так и называлось: «Лучшее!», и мадам Рюшар согласилась с журналистом, что название определяет качество (или наоборот, качество определяет название… В этом пункте мадам запуталась, а журналист записал её мнение дословно).

А ещё мадам Рюшар заявила, что если уж где и заказывать платье, в котором не стыдно показаться на Королевском балу, то только в «Лучшем!».

Марита два вечера просидела за швейной машинкой и в субботу – в рыночный день – предстала перед Бекки и Вилли в новой плюшевой юбке в жёлтый цветочек, перешитой из старого платья, и в розовом жакете в талию. Талия была широкая, и Марита сияла, как позолоченная лампа с розовым абажуром.

– Ой, Мариточка! – обрадовалась Бекки. – Какая ты… яркая!

– Это по какому это поводу? – заподозрил неладное Вилли. – Смотри, Марита! Если брякнешь своим товаркам про браслет…

Про двадцать пятый браслет, доставшийся неизвестно кому, судачил весь рынок. Предположения строились самые фантастические! Поговаривали про внучатую племянницу лорда Байрона, с которой Мартин Краммер якобы познакомился во время летней олимпиады в Лондоне. Эту радикальную версию поддерживали торговцы зеленью и птицей, но не одобряли консерваторы из мясного ряда. Что касается молочниц с бидонами, то они сами не знали, чего хотят, и повторяли любые сплетни и слухи.

Всю неделю Марита держалась стойко. Со значительным видом переходила от зеленщиц к молочницам, качала головой и поджимала губы, а когда было совсем невмогоду, прикрывала рот платком. И только один раз… («Ну, не удержалась, прости господи! Такую чушь несла эта толстуха Молли, что тут и святой бы не удержался!..») Нет-нет! Никаких имён она не называла, она же соображает! Всего и сказала, что «какая Англия, прости господи?». И ещё сказала – так, по мелочи, пусть не задаются! – что двадцать пятый браслет, может, вовсе и не в особняке, а совсем рядом.

…А вот заполучить платье для Бекки оказалось свыше Маритиных средств! Это же Королевский бал, во дворце! Тут старыми лоскутами не обойдёшься. Только на заказ!

Вилли не возражал, пожимал плечами и усмехался в бороду: