Мильтон в Америке

На следующий день началось наше путешествие по незнакомой местности. Прежде всего мы преклонили колени в молитве. Я помолился только самую малость, но, пока хозяин раскачивался на пятках, успел упаковать в мешок хлеб и сыр. Потом я взял хозяина за руку и повел его прочь от берега. Он спотыкался о раковины и камешки, но я, вроде мула, сохранял гордое равнодушие, хотя он то и дело вскрикивал. «Что тут за камни?» - спросил он. «Да так, сэр, галька». - «Я бы сказал, что это валуны и булыжники. Скоро я превращусь в отбивную, начиная с ног. - У него испортилось настроение, и он вдруг напустился на меня. - Когда ты наконец перестанешь крутить себе волосы, как швея нитку! Ты меня отвлекаешь. - Я по-прежнему держал его за руку, так что он почувствовал мои движения. - Верно, Спаситель пробыл тридцать дней в пустыне. Я должен научиться следовать Его божественному примеру». - «Для начала неплохо бы следовать за мною, сэр. Там впереди ровная тропа». Утес был премилый, похожий на холмы у нас в Излингто- не, и я повел хозяина наверх.

- Они ведь не больше наших девонширских холмов? До чего же они красивые, Гус. Я по ним скучаю.

- У нас в Лондоне холмов немного, Кейт, но у нас есть Корнхилл - «Хлебный Холм».

- У нас есть верещатники, где рыщут дикие звери.

- А у нас Мурфилдз - «Вересковые Поля», где сидят в заключении дикие люди.

- У нас есть море.

- А у нас зато - Маршалси, «Маршаллово Море». Теперь мы квиты, и ты не будешь возражать, если я продолжу рассказ? Я повел мистера Мильтона вверх по холму, который, конечно, девонширским холмам не чета. «Ах, - вздохнул он, - до чего же чист воздух. Такой чистый и целительный, что им можно насыщаться». - «Если вы не против, я бы лучше остался при своем сыре. Ну вот, отсюда хорошо видна окрестность».

Мы вышли на плоскую верхушку, и передо мной открылись долины и холмы, леса и озера, а также белые горы вдали. Когда я описал ему эту картину, он хлопнул в ладоши. «Вышедши из Содома, мы достигли земли Ханаана! Природа излила свои дары…» Он выкинул вперед руки и, неведомо как, потерял равновесие и соскользнул с края холма. Я было вскрикнул, но тут же удостоверился, что он пролетел всего три-четыре фута и очутился в объятиях дерева, которое словно бы его поджидало. Он запутался в кустах, росших внизу, а руками охватил ствол. «Что это, Гус?» - «Дерево, сэр». - «Знаю, что дерево. Однако какого вида или рода?» Он уже обшаривал дерево руками и нюхал кору. «Дуб? - Я помог хозяину подняться и отряхнул его плащ. - Или сосна?» - «Ты истинное дитя Фаррингдона. Желудь с ягодой того и гляди перепутаешь». - «Зато свой нож не перепутаю ни с чем. - Я вынул нож из мешка, где он лежал себе преспокойно на пару с кремнем, и вонзил его в дерево. - Оно красное. Как строка». - «Да, действительно. Это священное дерево, Гусперо. - Он снова обнял ствол, но я уже был рядом, чтобы поддержать его, если он опять упадет. - Кедр. Аромат приятный, как у можжевельника, правда? В обхвате не более фута. А высота?» - «С дом моего прежнего хозяина в Леденхолле». - «А как высок он был?» - «Совсем невысок». - «Довольно. Это дерево, дурень, из тех, какие Соломон использовал при постройке своего иерусалимского храма. Несомненно, оно символизирует собой множество храмов, которые поднимутся в один прекрасный день на этой земле, и однако… - Он поднял глаза вверх, к ветвям. - Оно не такое высокое, ты говоришь?» - «Нет, мистер

Мильтон. Маленькое». - «Конечно, оно, должно быть, немного уступает ливанским кедрам, прославленным благодаря Писанию. Если священные труды служат нам нынче путеводной нитью, то трудов природы здесь недостает». - «Пока что, сэр, ваша путеводная нить - я. Что вы предпочитаете: катиться дальше к подножию утеса или идти со мной?» - «Нелегкий выбор, Гус. Но, вероятно, я все же последую за тобой».

Мы шли весь день, но прежде утолили жажду из небольшого ключа, который бил поблизости между камнями. Ну, а где имеется ключ, как ты должна была усвоить у себя в Девоне, там, в конечном счете, найдется и ручей, а вблизи ручья нужно искать и реку. Таков, как говорит мистер Мильтон, железный закон. И водный также - на наше счастье. Так что мы отправились в дальнейший путь через глушь изрядно приободренные и к сумеркам набрели на поляну у опушки большого леса. Почва вокруг была выгоревшая, черная, но когда я сказал об этом нашему дорогому хозяину, он втянул носом воздух. «Огненная молния, - проговорил он. - Земля, выжженная молнией, всегда считалась священной. Так что это святое место». На мой взгляд, поляна была опустошена не молнией, а человеком, но я промолчал. Ты знаешь, каким я могу быть молчаливым и задумчивым?

- Нет, Гус.