Милые детки

– Ты уверена? – тут же спросил Патрик. – Это отличная идея. Пожалуй, я так и сделаю. Спасибо тебе.

Он поцеловал Лорен в висок и потянулся через нее за кружкой.

– Я тогда просто позову тебя, если нужна будет помощь, переодеть их или еще что.

Патрик замер и стиснул челюсти.

– Что такое? – спросила Лорен.

– Нет, ничего, я просто рассчитывал, что мне хоть одну ночь вообще не придется подрываться.

– Но, Патрик…

– Я знаю, эгоистично с моей стороны.

– Ну, вообще-то да…

– Я просто подумал, это ужасно прозвучит, но, может быть, тебе пора потихоньку учиться справляться с детьми самостоятельно? Хотя бы вот потренироваться, чтобы ты была готова на случай, если меня не будет рядом.

– Хотя бы вот что сделать? Ты вообще о чем?

Патрик снова поставил кружку с чаем, соскользнул с дивана и, встав перед Лорен на колени, посмотрел на нее сквозь длинные ресницы. Райли, в своих зеленых одежках похожий на огурчик, такой сладкий, так бы и съела, поелозил на плече у отца, зевнул, срыгнул тихонько. Лорен протянула руку и ласково погладила его по спине. Другой рукой она все еще придерживала Моргана, который, лежа с закрытыми глазами в своем млечном полусне, продолжал сосать.

– Я просто рассказываю, в каком состоянии нахожусь. У меня голова вообще не соображает, если я не выспался. Да ты и сама прекрасно знаешь, всегда знала, что я так устроен.

«А я что? – подумала Лорен. – Я ведь устроена точно так же, и ты тоже это прекрасно знаешь. Мы вечно смеялись над тем, как идеально друг другу подходим – оба лучше пойдем домой и хорошенько выспимся, чем всю ночь тусоваться».

– Почему ты имеешь право на сон, а я нет? – спросила Лорен, чувствуя, как дрожит подбородок.

– Солнышко, я понимаю, что это все очень тяжело, правда, – сказал Патрик. – Я ведь был рядом с тобой все это время. Но если подумать, какой смысл нам обоим не спать? Просто из солидарности? Если я буду соображать как следует, от меня днем будет куда больше толку.

– Но, Патрик, мне нужна помощь по ночам. Ночью тяжелее всего.

– Да, но… Мне, наверное, не стоит сейчас поднимать эту тему, но я беспокоюсь и о работе тоже. Ты просто посмотри на меня. Можешь себе представить, что будет, если я там появлюсь в таком виде? Я же глаз разлепить не могу.

– Но ты выходишь только через неделю. Еще целых пять дней отпуска по уходу за ребенком плюс выходные. Я не могу все делать одна, как ты себе это представляешь?

– Я знаю, милая, прости. Не плачь.

Патрик снова сел на диван и обнял ее свободной рукой. Лорен жестом указала на коробку с бумажными салфетками – вытереть слезы, и Патрик поставил ее поближе. Какое-то время он молчал, и Лорен было решила, что ему нечего добавить, но тут он заговорил снова.

– Но ведь скоро тебе придется все делать одной, разве нет? – Он старался смягчить свой тон, как будто одно это могло смягчить удар. – Надо как-то привыкать, потому что, ну, через неделю я уже не смогу быть постоянно рядом, чтобы тебе помогать, я буду на работе. При всем желании я не могу вечно сидеть дома с детьми и ничего не делать, я очень хотел бы, но кто-то из нас двоих должен пойти на жертвы.

Его слова ударили под дых, точнее, даже не сами слова, а то, что под ними подразумевалось. Лорен почувствовала опустошающее одиночество – она ошибалась в Патрике, все это время думала, что знает его, а теперь, когда уже слишком поздно, наконец разглядела его настоящее лицо. Сидеть с детьми и ничего не делать! Как будто уход за детьми – не работа. Нет, ему наплевать, на всех наплевать, кроме себя самого. Ее сердце сжалось, съежилось, точно простреленная надувная лодка, и малыши явно это почувствовали. Наверное, это правда, что сознание новорожденных связано с сознанием матери. Так писали в той книге, что она читала во время беременности, – о развитии мозга у грудничков. Вроде как, с точки зрения младенца, он и мать – единое целое, а если так, мальчики должны чувствовать все то же, что и она. Похоже на правду, во всяком случае, Морган открыл рот и отцепился от груди, Райли выгнул спину и весь напрягся, и оба немедленно расплакались. Патрик и Лорен, взяв каждый по малышу, принялись укачивать их, расхаживая по комнате непересекающимися кругами.

Когда младенцы заснули, они поднялись на второй этаж и уложили их валетом в плетеную колыбельку, стоявшую у кровати – той кровати, в которой до сих пор спали вместе каждую ночь.

Спустившись на цыпочках вниз, вернулись на кухню. Замерев друг напротив друга по разные стороны барной стойки, одинаково сложив руки на груди, они дожидались, пока в микроволновке разогреется остывший чай. Патрик, как выяснилось, еще не все сказал.

– Любимая, пожалуйста. Я понимаю, что это ужасная наглость с моей стороны, и, честное слово, ни за что не стал бы просить, но у меня уже сил никаких нет. Мне просто нужно отдохнуть. Вот и все, что я пытаюсь сказать. Прошу всего одну ночь, а дальше не знаю. Посмотрим, как пойдет.