Мир-Али Кашкай

Истошный крик матери. Вторая нелепая смерть.

Господи, как уберечь от нее малюток моих?!

Господь дает, Господь же и забирает?

Что-то недоброе витает над домом. Что-то изменилось в этом мире, доселе светлом и прекрасном, доселе казавшемся молодой матери цветником. Что?

* * *

Поговаривают люди, что русский царь в своем Петербурге объявил войну Германии, правитель которой вроде бы ему чуть ли не родным братом приходится. Слышала Хабиба-ханум, как тихо беседовали о том мужчины в семье. И, судя по их словам, соседняя Турция не останется в стороне, тоже ввяжется в войну. А значит, может случиться, наводнят эти края русские войска.

Торговлю в Стамбуле потеряем, зато можно заработать на русских, считает на этих главных «совещаниях» Мир-Джалиль. Можно снабжать русскую армию провиантом.

Разговор этот был давно, а в Гяндже ни пушек, ни войск. Только гачаги, беглый народец, в окрестностях рыщут. Днем прячутся в лесах, а ночью выходят на дело. То купца припозднившегося перехватят, то дом бекский спалят. Одни говорят, мол, то народные мстители, другие машут рукой, мол, разбойник и есть разбойник, что тут приукрашивать. А вообще, чего люди не могут поделить? Земли и денег всем хватит, если по-честному трудиться. Как Сеид-Али и его братья. А тут войной идут друг на друга.

Кому это нужно? Хорошо, что от Гянджи до Москвы далеко, а до Турции тоже не близко. Обойдется…

Не обошлось.

Незримый большой водоворот бушевавшей где-то за три-девять земель войны неумолимо втягивал в свой омут все новые страны и народы.

Пожар становился вселенским, и от его всепожирающего пламени было не уберечься.

Собравшиеся аксакалы-миллионеры в Баку решили помочь царю великой империи в трудную минуту. Царь российский — он всем царь, каждому, кто проживает в пределах необъятной России — от Украины до Камчатки, от северных, покрытых льдами морей, до реки Араз, за которой начинается другая империя — Персидская, страна шахов и поэтов.

Гянджинский купец Мир-Джалиль согласился поддержать идею. По всей стране идет сбор средств на снаряжение азербайджанской дивизии. Слово, конечно, первым делом за миллионерами-азербайджанцами. Гаджи Зейналлабдин Тагиев, Муса Нагиев, Муртуза Мухтаров, Шамси Асадуллаев — нефтяные беки — уже внесли свой весомый пай. Собралось на совет и Гянджинское купечество, в котором солидное место занимает Мир-Джалиль.

Гаджи Зейналлабдин — признанный авторитет во всем Азербайджане. Раз он считает нужным формировать за счет собственных средств первую азербайджанскую дивизию, так тому и быть.

От войн, которые вел царь, азербайджанцы обычно оставались в стороне. Где-то там, высоко-высоко у самого трона, порешили когда-то освободить азербайджанцев от воинской обязанности. То ли речь их тюркская смущала царских сановников, то ли вера…

Но времена не те, да и война не та, считает Мир-Джалиль.

— За царя пошлешь игидов кровь проливать?

Хитрый, недобрый прищур рыжебородого ахунда. Он степенно поглаживает отливающую рыжеватым блеском свежей хны окладистую бороду.

— Игиды давненько, со времен Джавадхана, не знают запаха пороха. Едва ли не все наши кавказские соседи прошли через все войны царские, военному делу обучены. Да и оружие нынче не то, что сто лет назад.

Кто был больше прав в том давнем споре — не нам судить. Только последующие события показали: если кто и нуждался в помощи и поддержке Российской империи, так то был сам царь.

Это была не единственная правда в речах ахунда. Но прав был в том споре и Мир-Джалиль: он тоже считал, что надо помогать русскому царю.

Колесо истории вращается медленно, неслышно, незаметно. Но часы, когда оно ускоряет свое вечное вращение, западают в человеческую память надолго, поскольку шестеренки молоха обильно смазываются кровью людской.

Скинули царя с его золотого трона, и пошла смута по всей империи, которую и империей-то называли теперь ради большой политики.

Покатилась по ухабам безвременья раздираемая обезумевшими народами страна. А народы перестали быть народами, превратившись в кровожадные толпы. Началась и долго не утихала давняя армяно-азербайджанская вражда. У скольких людей она оставила свою недобрую отметину — не счесть…

Пошли разговоры о том, что с турецкого фронта возвращаются к себе в Россию русские солдаты — не хотят более за царя-батюшку умирать. Вновь (в который уже раз!) ощетинилась ружьями Гянджа. Заперлись наглухо горожане в своих домах-крепостях. Толстенная кладка их, выдержавшая натиск веков, более не внушает доверия Хабибе-ханум.

Призрак черной вести, той, что прокралась за порог ее дома 12 лет назад, вновь витает где-то поблизости и некуда уйти от него.

Страх вновь вселился в ее материнское сердце. Некуда податься…

…Майским утром с грохотом распахиваются ворота.

Она бросается к веранде, где играют ее младшие Мир-Али и Рахшанде.

— Джалиль?!

Чей-то хриплый голос, прокатившийся по двору, ожег ее сердце.

— Джалиль!!!

Оглушительно гремят выстрелы. Она успевает добежать до веранды и, цепляясь за косяк, медленно сползает на порог.