Мир-Али Кашкай

Падает раненный в плечо Мир-Джамал (правая рука так и останется у него неподвижной), ранен Мир-Таги (до конца жизни он будет носить ортопедический ботинок, а ранняя непонятная смерть — не следствие ли шока, который мальчонка испытал в 1919-м?). Пуля задевает спрятавшегося за диваном маленького Мир-Али (на всю жизнь останется у него отметина о том дне).

Его сестренка Рахшанде, девятилетняя Султан-беим и трехлетний Мир-Селим — дети Мир-Джалиля — уцелели чудом, схоронившись в глубине комнаты за диваном…

Веранда в кровавых брызгах.

Мрачные тени перешагивают через распластавшееся безжизненное тело Хабибы.

Кровавые следы по всему дому.

В кабинете за столом — изрешеченное пулями тело Мир-Джалиля.

Невидящий взор Хабибы устремлен в дальний угол веранды, где за толстыми мутаками исчез ее Мир-Али. Самый смышленый ее мальчик, самый умный, самый талантливый, который расстается с книгами, только когда берет в руки тар…

Он еще ничего не понял. Ни грохота выстрелов, не мечущихся теней, ни неожиданно смолкнувшую мать, так и не добежавшую до него, ни женских воплей, ни раны в ноге, ни крови, сочащейся из нее…

Потом он вспомнит эти мгновения как страшное безмолвное вращение гигантского черного пространства. И услышит крик матери.

Этот зов отчаяния еще долго будет будить его среди ночи…

Пронзительная тишина повисла над разгромленным жилищем.

Все кончилось разом: беззаботное детство, безбедная жизнь, безоблачное будущее…

* * *

Рок? Но в чьи руки он вложил свой кровавый меч? И — за что? За что, Господи… Из очевидцев тех событий уже никого нет в живых. Да и при жизни они неохотно делились воспоминаниями. Небезопасно это было.

* * *

С этого кровавого эпизода жизнь Кашкаев словно подменили. Лишь старший сын Се ид-Ал и — Мир-Джамал — вместе со своими двоюродными братьями еще пытался что-то сделать, выжидая наступления лучших времен.

В те смутные годы все чего-то ждали: армяне — Андроника, азербайджанцы — турок, русские — кто Деникина, кто большевиков. А все вместе в душе еще надеялись: авось образуется и все станет на свое место — царь воссядет на трон, армяне поутихнут, вернется русский губернатор с казаками вместо назначенного мусаватистским правительством Худадат-бека Рафибейли.

Только в доме Кашкаев ничего не ждали, ни на что не надеялись…

* * *

…В Гяндже появился человек с густыми бровями, орлиным носом и глубоко запавшими глазами. Это был Шахзаде (принц Мансур Мирза Гаджар).

Никто не знал, кто он и откуда приехал. Он происходил из рода Гаджаров и на его папахе сиял серебряный иранский лев. Человек этот, считавший себя потомком Ага Мухаммеда, взял командование на себя.

Батальоны русских приближались к Гяндже, город был полон беженцами из Баку. Они рассказывали о расстреле министров, аресте депутатов парламента, трупах, выброшенных в море с привязанными к ногам ядрами.

«В знойный полдень мы сошлись врукопашную. Перед моими глазами мелькали широкоскулые, плоские лица, треугольные штыки. Ночью мы переползли по мосту обратно в нашу часть города. Начинался очередной рассвет. Издали доносилась артиллерийская канонада. На минарете мечети стояли Шахзаде Гаджар и Ильяс-бек. Кто-то затянул песню о туранском государстве.

— Я кое-что слышал, — послышался чей-то голос неподалеку от меня. Лицо говорившего было бледным, как у покойника, глаза задумчивы. — В Иране появился некто по имени Рза. Он командует армией, и они побеждают. И Кямал в Анкаре тоже собрал армию. Мы деремся не зря. Нам на помощь идут двадцать пять тысяч человек.

— Не двадцать пять тысяч, — сказал я, — а двести пятьдесят миллионов. И только одному Богу известно, успеют ли они.

С той стороны заиграли призыв к атаке. Я поднял голову. Передо мной лежала широкая пересохшая река. Русские, пригибаясь, перебегали площадь, стреляя на ходу. Я отвечал им плотным огнем. Их были тысячи, и мой одинокий пулемет был бессилен на Гянджинском мосту…»

«Али хан Ширваншир погиб в 5 часов 15 минут на Гянджинском мосту. Его тело упало в пересохшую реку, пронзенное восемью пулями. В его кармане найдена тетрадь. Если на то будет воля Аллаха, я доставлю эту тетрадь его жене. На рассвете, незадолго до наступления русских, мы похоронили его во дворе мечети. Наша республика погибла, как погиб Али хан Ширваншир».

Так Курбан Саид описал падение Гянджи в 1920 году. И финал его книги «Али и Нино», как нам кажется, лучше всего венчает тот отрезок жизни нашего героя, о котором почти ничего неизвестно…

* * *

— Эта власть долго не продержится. В Бога она не верит. Силой отобрала у людей земли, дома, драгоценности. Все сущее на земле держится на «халаллыге», то есть на справедливости. А разве справедливо отбирать нажитое многими поколениями и раздавать бог знает кому?

За эти речи рыжебородый ахунд был вызван в бывшую резиденцию губернатора, над которой теперь развевалось красное знамя, и его больше не видели.

В том же доме с красным знаменем Мир-Джамалу объявили, что магазины, мельница, лавки, дома, особняки и вся прочая, принадлежащая его семье, собственность становятся достоянием Советской республики.