Трое друзей переглянулись, и на их лицах читалась уже не насмешка над автором фильма, а растерянность и тщательно скрываемый страх. Слова Аркадия звучали логично: после того как партию «Живи настоящим!» и еще несколько близких к ней общественных движений запретили, протесты против хроноисследований как будто бы прекратились, вот только теперь почему-то чуть ли не в каждом фильме, книге или статье либо исподволь продвигалась идея, что такие исследования вредны или бесполезны, либо в красках расписывалось, какими злыми и жестокими вырастают спасенные из прошлого дети, либо шло такое сильное перевирание истории, что его замечали даже плохо разбирающиеся в ней люди. И ведь даже те, кто замечал ляпы и нестыковки, почему-то не спешили критиковать за них авторов – большинство людей предпочитали сделать вид, что не увидели ничего странного.
Эмма непроизвольно придвинулась чуть ближе к Любиму.
– Как бы у тебя не случилось… проблем, когда ты со следующего задания вернешься, – она смотрела на него широко распахнутыми глазами.
Маевский, видя такое искреннее беспокойство со стороны девушки, тут же снова пришел в хорошее настроение.
– Пусть попробуют меня тронуть – им же хуже будет! – самоуверенно пообещал он подруге. Наградой ему стал еще один восторженный взгляд.
Аркадий поджал губы и сделал вид, что ничего не заметил. Любим же посмотрел на браслет связи и встрепенулся:
– Пошли скорее, уже пятый час! Фильм на двадцать минут дольше шел.
– Еще бы, в начале столько рекламы показывали… – проворчала Эмма, подбегая к двери.
Выскочив на улицу, все трое помчались к остановке, на ходу высматривая, не приближается ли к ней маршрутка. Они пока еще успевали приехать на работу вовремя, но успевали почти впритык, а значит, их ждало неодобрение нового директора ХС Лиона Шитякова и злобное недовольство диспетчера Виолетты. И то, и другое, конечно, дело привычное, но все же отправляться на задание после выговора начальства и потом поддерживать связь с раздраженной Неоновой никому из друзей не хотелось. Там, куда они обычно направлялись, требовалась полная сосредоточенность, а обиды на коллег только мешали.
Однако пока неразлучной троице везло. Им почти сразу удалось поймать такси с меняющимся маршрутом, да еще и водитель в нем не слишком старательно соблюдал правила, поэтому на работу они успели вовремя и даже смогли переодеться без спешки. Повезло им и в том, что одевались в этот раз все в рабочие комбинезоны: в том времени, куда они направлялись, их вряд ли кто-то мог увидеть, кроме тех, кто не успел бы никому о них рассказать.
Все трое почти одновременно вышли из раздевалок и в изумлении уставились на стоявшую возле перебросочной платформы Виолетту, одетую в точно такой же комбинезон.
– Да, я тоже с вами сегодня иду, – объяснила она в ответ на их не произнесенные вслух вопросы, и в ее голосе прозвучал вызов. – Георг только что написал заявление об уходе, а чтобы его не заставили отрабатывать, взял больничный.
Любим, не удержавшись, присвистнул. Георгий Грин учился в ИХИ одновременно с ним и его друзьями, только на четыре курса старше, и к тому времени, как они пришли работать в Хроноспасательную службу, уже успел сделать в ней неплохую карьеру и лично руководил довольно сложными заданиями. В тот день, когда Маевский и его однокурсники впервые пришли на работу и главный корпус, где они находились, попытались взорвать сразу на нескольких этажах противники хроноисториков, Георг собственноручно тушил вспыхнувший рядом с его кабинетом пожар, а потом разгребал обломки одной из обрушившихся стен и вытаскивал из-под них раненых исследователей, работавших в соседнем кабинете. Что же случилось с ним теперь, почему человек, не испугавшийся прямой опасности, сдался после нескольких угроз?
– У него, в отличие от вас троих, жена и две дочери. Приемных, из прошлого, – жестко пояснила Виолетта, без труда прочитав на лице Маевского все вертевшиеся у него в голове мысли. – Тем, у кого нет своей семьи, это сложно понять.
Любим и Эмма отвели глаза – вспомнили, что не так уж много думали о своих родных, пока те были живы. Аркадий же, часто навещавший своих родителей до того, как их не стало, а потому не испытывающий неловкости, наоборот, внимательно посмотрел на диспетчера, пытаясь понять, что в ней сегодня кажется ему странным. Она выглядела сердитой, раздраженной, но к ее плохому настроению все уже давно привыкли. Значит, тут что-то еще… Вот только что же?
– Так, ну все, пора! – прервал его размышления все такой же нервный, даже слегка дрожащий голос Неоновой. – Диспетчер у нас сегодня – сам Иоанныч. Директор Лион Иоаннович, в смысле.
Подобных оговорок у Виолетты тоже никогда не случалось. Светильников оглянулся на своих друзей, но те по-прежнему не обращали внимания на необычное поведение старшей коллеги, оба слишком волновались из-за предстоявшего задания.