Конца угроз Тихоня уже не слышал, задвигая за собой гаражную дверь.
— Схлопотал? — хмыкнуло из-под фургона. — Не мало? А то я добавлю.
Видеть его Рыжий никак не мог, и голос не всерьёз строгий, но Тихоня на всякий случай сделал виноватое лицо и покаянно вздохнул. Нрав у Лохмача, тьфу ты, Рыжего, конечно, и в самом деле оказался горячим, а рука тяжёлой и быстрой. Но почему-то его пинки и подзатыльники не особо болели, а ругань не обижала. И вообще… Тихоне было так хорошо, что он боялся поверить. Да, и пороли его уже, пять вводных, как хозяин встал, так ему сразу и ввалили. Но бил-то его Джадд не по своей злобе, а по хозяйскому приказу, и спина потом горела, но её ему тут же чем-то смазали, а кожу ему Джадд не порвал, так что даже рубцов, настоящих, которые категорию снижают, не осталось. И всё вокруг незнакомое, непонятное, странное, и смеются над ним, что он ни в чём ни уха ни рыла, но… но опять же без злобы. И учат его все по-хорошему.
Тихоня присел на корточки у машины.
— Рыжий, — позвал он, — А вот почему она…
— Ты масла
перебрал? — не дал ему договорить Гаор.— И расставил, — с гордостью за выполненный приказ ответил Тихоня.
— Тогда докладывай. Чего сколько есть и чего не хватает.
Тихоня послушно пустился в перечисления.
Гаор слушал, изредка благосклонно порыкивая. А ничего пацан, толковый. И руки ловкие, и голова на месте. И не скажешь, кем был. А вот этого не надо — сурово остановил он сам себя. Что было, забудь, как не было. А то ещё сорвётся с языка, и всё, обоим кранты. Так-то обошлось всё пока, лучше не надо. Здорово он тогда сообразил. Откуда рабы знакомы? Так либо по отстойнику, либо у одного хозяина были, либо хозяева знакомы. Здорово сошлось, никто ничего не заподозрил. А что хозяева, бывшие хозяева, у них обоих тихушники, так это если и выскочит, то не страшно. Раб хозяина не выбирает. А новый фургон — класс! Супер, экстра и как там ещё. То-то в первый рейс хозяин с ним поехал. Опять через все посты, всем показал, предъявил. И на каждом посту высыпают, смотрят, слюнки пускают и облизываются. После очередного такого осмотра, когда они отъехали, хозяин сурово сказал:
— Так, Рыжий, пасть теперь не разевай и уши не развешивай. На такое добро много охотников найдётся, — и выразительно покосился.
Он всё понял, да и сам уже об этом думал. Что зависть с человеком делает все знают, а полицейские и так
— Монтировка у меня всегда с собой.
— Далеко не закладывай, — кивнул хозяин. — Чтоб под рукой была. И не забывай, что в карте у тебя записано.
Этого он не знал и потому позволил себе удивлённо посмотреть на хозяина. Тот усмехнулся.
— Ты раб-телохранитель, владеешь рукопашным боем. Раз записано…
И у него вырвалось:
— Так без тренировок…
— Аггел тебе и с тобой, — расхохотался хозяин. — Тренируйся. Но смотри. Изувечишь кого — о шахтах мечтать будешь. Понял?
— Да, хозяин, — радостно гаркнул он в ответ, боясь поверить в такое везение.
И теперь он на законных основаниях в гараже потихоньку разминается и уже придумал, где и из чего он себе турник сделает, а может, и брусья получатся. И Тихоню учит. А как же, раз ему Тихоню в подсобники дали и выучить велели. Опять же сам хозяин, когда, отоспавшись после Аргата — ну и здорово же видно надрызгался, раз двое суток в лёжку лежал — утром явился на рабскую кухню и, устроив начальственный разгон, велел Джадду выдать Тихоне пять вводных без повреждения кожи, а ему приказал:
— Забирай новокупку к себе в гараж. И не подсобника, а сменщика готовь. Понял?
— Да, хозяин, — гаркнул он, вскакивая из-за стола.
А сменщик — это и механик, и шофёр, и… всё остальное. Ну, телохранителя из Тихони он не сделает, тут и зал, и тренажёры, и спарринг настоящий нужны, но кое-чему, всяким фронтовым тонкостям и хитростям, выучит. А читать и писать, оказалось, Тихоня и так уже умеет. Но раз велено учить, то и читки вечерние на кухне теперь тоже… законные. Нет, ну до чего же всё здорово получается. Аж страшно.
— А теперь лезь сюда и смотри, — велел Гаор, когда Тихоня закончил отчёт.
Вдвоём под одной машиной тесновато, конечно, но машина большая, а Тихоня ловок и втискиваться умеет. Сначала Гаор просто тыкал пальцем, чтоб Тихоня называл указанное, а потом дал ему и самому кое-что подкрутить.
— Ладно, — наконец сказал Гаор, — хватит пока. Вылазь.
— Обед? — уточнил Тихоня, на спине выезжая из-под фургона.
— А что ж ещё? — насмешливо хмыкнул Гаор.
Вдвоём они тщательно оттёрли руки, надели куртки и шапки и вышли на двор.
Часы в животе самые точные, и не у них одних хорошо работают. Со всех сторон торопились к рабскому крыльцу, весело перекликаясь, мужики и бабы, звать никого не надо. И Тихоня снова, как в первый день, с наслаждением, но уже безбоязненно окунулся в эту толпу, где все свои ему, как и он им.