Чьи-то жёсткие шершавые ладони нажали ему на плечи, усаживая на деревянную, как всё здесь, скамью, которую почему-то называли даже не полкой, а полко
м. Вокруг удовлетворённо вздыхали, весело ругались и крякали. И он довольно быстро проморгался и стал мыться как все, окуная мочалку в шайку с водой и растирая себя ею. Но… но зачем? Зачем, вот так в тесноте, сидя на скамье, когда — он же слышал — есть душ? Но он, предусмотрительно ни о чём не спрашивая, как и остальные, намыливался и ополаскивался, выплёскивая грязную воду из шайки в сток и набирая себе чистой из чана деревянным ковшиком. Жара уже не казалась такой давящей, и он с невольным удивлением разглядывал остальных. Тогда, там… Рыжий показался ему слишком волосатым, а здесь…здесь вон какие, волосы по груди, животу, из подмышек торчат пучками, даже руки и голени волосатые. Дикари, аборигены. Даже у Джадда — айгрина — немного, но есть, а он…— Ничего, пацан, — усмехнулся, поймав его взгляд, Рыжий, — ещё молодой, обрастёшь.
Он уже было открыл рот, чтобы сказать, что нет, не обрастёт, что он чистокровный, но не посмел: таким дружеским хохотом отозвались остальные на слова Рыжего.
— Ну, — встал Тумак, — давай, мужики, холодает чего-то. Лузга, подкинь, что ли ча.
Он ничего не понял и посмотрел на Рыжего.
— Чистой воды набери и рядом поставь, — ответил Рыжий, выливая свою шайку в сток. — Холодной только.
Лузга вышел, и он услышал, как тот подкладывает в очаг дрова. «Зачем? — успел он подумать, — ведь и так камни в углу горячие, не притронешься, и о каком холоде говорит Тумак?» Но тут Тумак зачерпнул из чана холодной воды и плеснул на камни. Горячий пар ударил его в лицо, он зажмурился и затряс головой.
— Го-го-го! — ржал рядом Рыжий, или ещё кто-то.
И опять его незлым, но сильным толчком повалили на скамью спиной вверх. И… и ударили. Не кулаком, а прутьями.
— Терпи, малец, — сказал над ним голос Сивко
, —— Сивко
! — рявкнул кто-то. — Думай, что вякаешь!— Рыжий, ты того, полегче, после порки малец, — сказал Сизарь.
— Ничего, — засмеялся Рыжий, — потихоньку-полегоньку, а пусть приучается.
Его продолжали бить, но боль была странно приятной, даже хотелось, чтобы она продолжалась.
— Агхххаарррххх! — протяжно выдохнул невдалеке айгрин.
— Всё, — сказал Рыжий. — Полежи пока, отдохни. Лузга, ты наверх?
— Ага. Давай,
Он приподнялся на локтях и помотал головой, приходя в себя.
— Да, я сейчас…
— Подвинься только, чтоб мне вытянуться, — сказал Рыжий.
Он сел и подвинулся к стене, бревенчатой и влажной от осевшего на ней пара, и всё-таки прохладной. Рыжий вытянулся рядом с ним на животе, заняв почти всю скамью, и Лузга стал бить Рыжего по спине и ягодицам веником. Рыжий громко и с явным удовольствием охал, крякал и даже постанывал. Да, такого… такого он никогда не видел, не слышал и не читал о таком. А, приглядевшись, понял, что Лузга не так бьёт, как просто машет над Рыжим веником, нагоняя тому на спину горячий воздух.
— Фуу! — наконец выдохнул Рыжий. — Спасибо.
— А на здоровье, — ответил Лузга. — Отдышись, а я наверх.
И тут он понял, почему стало так просторно. Все были уже наверху, где сквозь пар смутно просматривались… ступени? Нет, такие же широкие
Рыжий сел и удовлетворённо помотал головой, стряхивая с волос капли. Посмотрел на него и усмехнулся.
—
— А мне уже не тяжело, — растерянно ответил он.
— Тогда выйди и дров подложи. А то Тумак, — Рыжий хохотнул, — замёрзнет.
Сверху отозвались дружным многоголосым гоготом и непонятными словами. Но, судя по смеху, это были шутки. Рыжий почему-то не перевёл, а Тумак пробасил:
— И впрямь холодает. Давай, малец,
Он послушно встал и вышел. Жаркий — он же помнил это — предбанник показался холодным, а тело было странно лёгким и ватным одновременно. Возле очага возвышались аккуратные квадратные башенки из поленьев. В очаге жарко гудело пламя. Да, все поленья горят, нужно подложить. Он положил ещё пять поленьев и вернулся в парную.
Рыжий стоял возле камней с ковшом в руке и, как только за ним закрылась дверь, выплеснул воду на камни. Он успел сесть на пол, и горячее белое облако растеклось над ним и поднялось наверх, в гогот и смех остальных мужчин. Рыжий велел ему лечь и опять немного побил веником. На этот раз он выдержал это намного легче и сам предложил:
— А теперь я тебя, да?
— Дело, пацан, — согласился Рыжий, — правильно соображаешь.
Рыжий лёг, и он, старательно подражая увиденному, побил его веником. Наверху, вроде бы тоже били друг друга и сами себя. Становилось всё жарче.
— Всё, пацан, — выдохнул Рыжий и сел. — Ложись, отдыхай.