Время от времени племена устраивали на них облавы, после которых рассекали тела подозреваемых на части, но, как правило, находили и сердце, и легкие. Этот пример лучше всего показывал, насколько неуловимы Чужие, но в их существовании не сомневался никто, и лучшим доказательством тому был сам факт организации облав. Даже в эту минуту они могли таиться за дверями, представляя угрозу, вроде молчаливой фигуры, которая исчезла среди глонов.
Так выглядела примитивная мифология племени Грин, причем она не отличалась существенно от подобных же ужасов, в которое верили другие племена, медленно кочующие сквозь район, известный под названием Бездорожий.
В этой мифологии особое место занимали Гиганты. О Носовиках, мутантах и Чужих по крайней мере было известно, что они существуют: время от времени вытаскивали из зарослей живого мутанта и заставляли плясать перед тем как отправить его в Долгое Путешествие. Множество воинов клялись, что вступали в яростные поединки с Носовиками и Чужими. И все же все эти три вида имели в себе что-то неуловимое; во время яви, в обществе других людей, легко было не верить в их существование.
Иначе обстояло дело с Гигантами. Они были абсолютно реальны. Когда-то все принадлежало им, весь мир был их собственностью, некоторые даже утверждали, что люди произошли от Гигантов. Если бы они решили когда-нибудь вернуться, всякое сопротивление было бы бесполезным.
За всеми фантастическими фигурами вырисовывалась еще одна, скорее символ, чем реальное существо. Она называлась Бог. Никто не чувствовал перед ним страха, но имя его произносилось редко, и непонятно было, как оно просуществовало столько поколений. С ним было связано выражение “Ради бога”, что звучало очень возвышенно, но не означало ничего конкретного. Таким образом, понятие Бога было в конце концов низведено до простой божбы.
И все же то, что Комплейн увидел сегодня в зарослях, было более тревожащим, чем что-либо другое. Он вдруг вспомнил еще один факт: плач, который они с Гвенни слышали. Эти два отдельных факта слились вдруг в единое целое: неизвестный человек и приближающееся племя. Этот мужчина не был Чужим, это был обычный охотник из плоти и крови, только из другого племени. Объяснение оказалось таким простым…
Расслабившись, Комплейн лег. Простые логические выводы улучшили его настроение. Правда, осталась легкая досада, что он не догадался раньше.
Он слишком мало использовал разум. Все, что он делал, получалось совершенно автоматически: если не управлял закон, Наука или собственное настроение, нужно было это немедленно менять. С этой минуты он будет другим, таким, как, скажем, Мараппер. Он будет оценивать вещи, но разумеется, не так материально, как Роффери оценивал товар.
Для пробы нужно было собрать некоторые факты, которые сложатся в единую картину; при помощи этого метода и достаточного количества информации, может, удастся даже объяснить концепцию корабля.
Почти незаметно он погрузился в сон…
Проснувшись, он не почувствовал запаха готовящейся пищи. Он сел, застонал и, почесывая голову, вылез из кровати. Он собирался действовать, он чувствовал потребность в действии, а в чем оно будет состоять — покажет время.
Он натянул брюки, подошел к двери и открыл ее. Снаружи было до удивления тихо. Комплейн вышел.
Гулянье кончилось, а его участники, не потрудившись даже вернуться домой, лежали среди разноцветных обломков, там, где их сморил сон. Кабины напоминали поле бескровной битвы, для участников которой страдания еще не кончились.
Комплейн тихо ступал между спящими. Он надеялся чего-нибудь поесть в столовой, обслуживающей одиноких мужчин. На минуту он остановился у пары любовников, лежавшей на поле для игры в “Прыгай Вверх”. Мужчиной был Чип. Рука, которой он обнимал полную девицу, терялась под ее подолом. Лицо его было на Орбите, а их ноги пересекали Млечный Путь. Маленькие мушки ползали по ногам девицы и исчезали под платьем.
Издалека приближалась какая-то фигура, в которой Комплейн узнал свою мать. В Кабинах существовал закон — впрочем, не очень-то выполнявшийся — по которому ребенок должен порвать отношения с братьями и сестрами, когда достигнет головой бедер взрослого человека, а с матерью — когда достанет ей до пояса. Однако Мира была женщиной сварливой и упрямой, ее язык не соблюдал никаких законов, и она разговаривала со своими многочисленными детьми как только представлялся случай.
— Привет, мать, — буркнул Комплейн. — Пространства для твоего я.
— За твой счет, Рой.
— И чтобы лоно твое по-прежнему было плодовито.
— Ты хорошо знаешь, что я уже стара для подобных пожеланий, — сказала она, рассерженная, что сын обратился к ней так официально.
— Я иду что-нибудь поесть, мать…
— Значит, Гвенни умерла. Я уже знаю об этом. Бели была свидетельницей твоей порки и слышала объяснение. Это прикончит ее бедного старого отца. Жалею, что опоздала — на порку, разумеется, следующих постараюсь не пропустить, если мне это удастся. Я с трудом достала прекраснейший оттенок зелени и все себе покрасила. Тебе нравится моя блузка? Это фантастически красиво…