— Слушай, мать, у меня болит спина, и кроме того, нет желания разговаривать.
— Конечно, болит, Рой, нельзя, чтобы было иначе. Меня дрожь пробирает, когда я представляю, как она будет выглядеть под конец наказания. У меня есть жир, которым я могу тебя натереть — это уменьшит страдания. Потом тебя должен посмотреть доктор Линдсей, если у тебя есть чем заплатить за совет. А сейчас, когда Гвенни нет, ты должен кое-что иметь. Вообще-то я никогда ее не любила.
— Послушай, мать…
— Если ты идешь в столовую, я пойду с тобой. Я как раз шла без определенной цели. Мне сказала, конечно, по секрету, старая Тумер Мандей — хотя один бог знает, от кого она это услышала — что стражники нашли немного чая и кофе на складе красок. Ты заметил, что этого они не разбрасывали? У Гигантов был гораздо лучший кофе, чем у нас.
Поток слов заливал его и тогда, когда он рассеянно завтракал. Потом он позволил ей отвести его в ее комнату, где она смазала ему спину жиром. При этом ему пришлось выслушать, бог весть в который раз, те же самые добрые советы.
— Помни, Рой, что не всегда будет так плохо. Не позволяй, чтобы тебя сломило.
— Дела всегда плохи, мать. Зачем же вообще жить?
— Ты не должен так говорить. Я знаю, что Наука осуждает отчаяние, а ты не видишь всего так, как я. Я всегда говорю, что жизнь — великая тайна. Уже то, что мы живем…
— Я все это знаю. Для меня жизнь напоминает наркотик.
Мира внимательно посмотрела на его гневное лицо и смягчилась.
— Когда я хочу утешиться, — сказала она, — я представляю себе огромную темноту, закрывающую все. И вдруг в этой темноте начинают мигать многочисленные огоньки. Эти огоньки — наши жизни, пылающие отважно и освещающие наше окружение. Но что значит это окружение, кто зажег эти огоньки и зачем… — Она вздохнула. — Когда мы начнем Долгое Путешествие, и наш огонек погаснет, тогда мы узнаем больше.
— И ты утверждаешь, что тебя это радует, — презрительно сказал Комплейн. Уже давно он не слышал этой материнской метафоры и, хотя не хотел в этом признаться, ему показалось, что она смягчила его боль.
— Да. Конечно, это меня радует. Видишь, как наши огоньки горят в одном месте, рядом. — Говоря это, она коснулась пальцем точки на столе между ними. — Я рада, что мой не горит одиноко, где-то в неизвестном месте. — Она указала вытянутой рукой в пространство.
Покачав головой, Комплейн встал.
— Я не вижу его, — признал он. — Может, было бы лучше, свети он где-нибудь дальше.
— Но тогда он был бы другим. Именно этого я и боюсь — что он может быть другим.
— Думаю, ты права. Лично я предпочел бы, чтобы все здесь было другим. Но мой брат Грегг, который покинул племя и ушел в чашу…
— Ты все думаешь о нем? — оживилась старая женщина. — Грегг был очень удачлив. Если бы он остался, то был бы сейчас стражником.
— Думаешь, он еще жив?
Она решительно покачала головой.
— В чаще? Можешь быть уверен, что его схватили Чужие. Очень, очень жаль… Грегг был бы хорошим стражником. Я всегда это говорила.
Комплейн хотел уже уйти, когда она резко сказала:
— Старый Озберт Бергас еще жив. Мне говорили, что он зовет свою дочь Гвенни. Ты обязан сходить к нему.
Это было правдой, и обязанность была приятной, потому что Бергас был героем племени.
По пути к нему он не встретил ни души, за исключением однорукого Олвелла, который нес несколько убитых уток — и приветствовал его. Комнаты, в которых жил Бергас, лежали далеко на задворках Кабин, хотя когда-то находились в районе передовой баррикады. По мере того, как племя медленно продвигалось вперед, комнаты эти оказывались сзади. Озберт Бергас был на вершине своей славы, когда жил в центре района, занимаемого племенем. Сейчас, в старости, его комнаты располагались дальше, чем чьи бы то ни было.
Последняя граница — баррикада, которая отделяла людей от Бездорожий — находилась сразу же за его дверями. Многочисленные пустые комнаты отделяли его от ближайшего соседа — его бывшие соседи трусливо сбежали, переселившись в центр. Старик, однако, остался на месте и жил гордо, в грязи и нужде, окруженный толпой женщин.
До этого места гулянье не дошло. В отличие от радостного настроения, царившего в Кабинах, район жилища Бергаса выглядел мрачно и неприятно. Когда-то, вероятно, еще во времена Гигантов, здесь произошел взрыв. На довольно большом участке стены были опалены, а посреди палубы виднелось отверстие в рост человека. Вокруг двери старого проводника не было никакого света.
Постоянное перемещение племени тоже повлияло на заброшенность этого района, и глоны, которые разрослись перед задней баррикадой, создали на грязной палубе карликовые, доходящие до бедер, заросли.
Комплейн неуверенно постучал в дверь Бергаса. Она открылась, и шум голосов и клубы пара окутали его, как туча насекомых.
— Твоего я, мать, — вежливо обратился он к старой ведьме, стоящей на пороге.
— За твой счет, воин. Ах, это Рой Комплейн, правда? Чего ты хочешь? Я думала, что все молодые глупцы пьяны. Входи, только тихо.