Мир-Кольцо

Фрагменты их разговоров доносились до равнодушных ушей Комплейна, когда он шел к выходу.

— …и откуда он берет все эти одежды, хотела бы я знать. Говорю вам, он доносчик…

— Уж очень ты скора на поцелуи, Венда. Поверь мне, когда будешь в моем возрасте…

— …лучшая порция мозгов, какую я когда-либо получала…

— Мама Каллиндрем недавно родила семерых. Все родились мертвыми, кроме одного. Как вы помните, до этого было пятеро. Я сказала ей прямо в глаза: ты должна быть более решительна со своим мужиком…

— Проиграл все…

— …никогда еще так не смеялась…

Снова оказавшись в темном коридоре, он оперся о стену и вздохнул с облегчением. Он, собственно, ничего не сделал, даже не передал известие о смерти Гвенни, хотя для этого сюда пришел, и все же как будто что-то изменилось в нем. Как будто какой-то огромный груз прокатился через его мозг, причинив боль, но позволив видеть все яснее.

В квартире Бергаса царила страшная жара, и Комплейн почувствовал, что пот течет у него по лбу. Даже сейчас, из коридора, можно было услышать женские голоса. Внезапно у него перед глазами предстали Кабины, какими они были на самом деле: огромная пещера, заполненная множеством голосов.

Нигде никакого движения, только голоса, замирающие голоса…

4

Явь медленно кончалась, близилось время сна, и Комплейн чувствовал, как по мере приближения очередной порции наказания желудок его становится все более беспокойным. Одну сон-явь из каждых четырех в Кабинах и окружающих их пространствах царила темнота. Это была не полная тьма — тут и там в коридорах светились квадратные контрольные огни, похожие на месяц; только в комнатах их не было, и там было темно. Таков был закон природы. Правда, старики говорили, что при жизни их родителей темнота не длилась так долго, но у старых людей, как правило, плохая память.

В темноте глоны сморщивались и съеживались, как пустые мешки. Их гибкие стебли становились дряблыми, ломались, и все, за исключением самых молодых, чернели. Так выглядела их короткая зима. Когда появлялся свет, молодые побеги энергично тянулись вверх, покрывая мертвые растения волной новой зелени. Через следующие четыре сон-яви и они умирали; этот цикл переживали только самые сильные и самые приспособленные.

Всю эту сон-явь большинство из нескольких сотен жителей Кабин оставались в горизонтальном положении. После варварских взрывов радости всегда приходил период покоя и апатии. Все были расслаблены и не способны включиться в каждодневную рутину. Бездействие охватило все племя. Подавленность окутала его, как епанча, за баррикадами расчищенные поляны зарастали глонами, но только голод мог поставить людей на ноги.

— Можно вырезать всех, и ни одна рука не поднимается для защиты, — сказал Вантадж, и на правой половине его лица появилось что-то похожее на вдохновение.

— Почему же ты этого не делаешь? — насмешливо спросил Комплейн. — Знаешь, что говорит Литания: сдерживаемые чувства нарастают и пожирают разум, в котором поселились. Берись за дело, Дырявая Морда.

В то же мгновение он был схвачен за руки, и острие ножа оказалось в миллиметре от его горла.

— Не вздумай еще когда-нибудь назвать меня так, ты, гниющая падаль! — рявкнул Вантадж, после чего отвернулся и опустил руку с ножом. Гнев исчез, и на его месте появилось что-то вроде покорности — он вспомнил о своем уродстве.

— Мне очень жаль. — Комплейн пожалел, что произнес эти слова, едва они сорвались у него с языка, но Вантадж уже не слушал его.

Медленно, еще не придя в себя, Комплейн двинулся дальше. Вантаджа он встретил, возвращаясь из чащи, где наблюдал за приближающимся племенем. Если и должна была произойти встреча, что было не очень-то вероятно, то это случится не скоро. Сначала произошло бы столкновение между соперничающими охотниками, что могло означать смерть для многих из них, но наверняка означало бы и освобождение от монотонности жизни. Пока Комплейн оставил эту новость при себе. Пусть кто-нибудь другой, более преданный властям, донесет об этом лейтенанту.

Направляясь к квартирам стражников за очередной порцией розог, он не встретил никого, за исключением Вантаджа. По-прежнему никто ничего не делал, и даже публичный бичеватель отказался пороть его.

— У тебя впереди еще много снов-явей, — сказал он. — Куда ты так спешишь? Убирайся и дай мне спокойно полежать. Иди и поищи себе другую женщину.

Комплейн вернулся в свою квартиру, судороги в желудке исчезли. Где-то в боковом узком коридоре кто-то играл на струнном инструменте — он услышал фрагмент песни:

…в этом существовании

…слишком долго

…Глория.

Старая песня, почти забытая — он оборвал ее, закрыв двери. И снова его ждал Мараппер; грязное лицо он спрятал в ладонях, а на его жирных пальцах поблескивали перстни.

Комплейн почувствовал вдруг дрожь эмоции — ему показалось, что он знает, о чем духовник будет говорить, как будто он уже пережил эту сцену. Напрасно боролся он с этим чувством, оно опутало его, как паутина.

— Пространства, сынок, — священник лениво сделал знак гнева. — Ты выглядишь разочарованным.

— Я действительно разочарован, отец. Только убийство могло бы мне помочь.