Мир короля Карла I. Накануне Великого мятежа: Англия погружается в смуту. 1637–1641

Король спокойно воспринял это событие и примирительно ответил на дерзкий выпад Аргайла относительно его переписки с Монтрозом. Он подтвердил факт отправки письма и фамилию его получателя. Но отрицал, что знает, каков смысл этих изображений животных. Это зоологическое нашествие так и осталось необъясненным, ну а в остальном переписка короля и Монтроза не содержала в себе ничего подозрительного. В Шотландии, как и в Англии, начала формироваться партия умеренных, во многом этому способствовал Монтроз, который в союзе с шотландскими дворянами-единомышленниками в 1640 г. заключил Камбернолдский договор для защиты Ковенанта.

Но Монтроз не пытался бороться с Аргайлом, вспыльчивым и непредсказуемым в своих действиях человеком. Он и так имел неприятности за то, что критиковал Аргайла и писал письма королю, когда шли переговоры в Рипоне. Ковенантеры упрекали его за это, но в итоге простили, когда он снова попал в затруднительное положение. Новость о заключенном несколько месяцев назад Камбернолдском договоре стала известна общественности. Снова Монтроз отделался только упреками в свой адрес. Но к нему уже начали относиться с подозрением. Однако он продолжал открыто идти своим путем и вскоре отправил королю письмо с непрошеным советом, как управлять Шотландией. Совет не вызывал возражений: он твердо выступал за создание «умеренного правительства» и сохранение пресвитерианства.

Карл был вправе ответить на это письмо посланием с выражением вежливой благодарности, и ковенантеры просто вышли из себя, когда перехватили этот ответ. Они действовали под давлением внезапного кризиса, о котором не знал Карл, и спровоцировал его именно неугомонный Монтроз. В конце мая Джон Грэм, священник из Оштерардера, городка, расположенного поблизости от Кинкардина, главного замка Монтроза, сболтнул как-то раз в эдинбургской таверне, что Аргайл намерен низложить короля. Когда его допросила специальная комиссия, откуда идет этот злостный навет, он указал на Монтроза. Тот не отрицал этого. Монтроз узнал об этом от Джона Стюарта, комиссара из Данкелда, который пересказал ему речь Аргайла, произнесенную им в июле, когда он отправился в Атолл на подавление роялистов. Аргайл, по словам Стюарта, сказал, что если король ведет войну против собственного народа, то он должен быть низложен. Спустя несколько дней уже сам Джон Стюарт перед комиссией подтвердил сказанное им. Аргайл, узнав об этом, «впал в ярость и с проклятиями отрицал все это».

Аргайл вскоре пришел в себя, и несколькими днями позже Джон Стюарт признал после длительных перекрестных допросов, что он имел в виду, что Аргайл говорил не о короле Карле, а о королях вообще. Позже, когда он обсуждал это с Монтрозом, то им был упомянут и король Карл. Таким образом, свидетельство против Аргайла было обращено против Монтроза, и теперь он подпадал под подозрение, что намеренно распространял фальшивые слухи об Аргайле. Перехвата его переписки с королем и странных картинок в письме, смысл которых он так и не объяснил, было достаточно, чтобы доказать необходимость его ареста по подозрению в заговоре против правительства. 11 июня он был заключен в Эдинбургский замок, где содержался в полной изоляции.

Новость об аресте Монтроза вместе с обнаружением его переписки с королем пришла в Лондон в то самое время, когда стало известно о заговоре в армии, и она породила множество слухов. Король уже заявил о своем намерении открыть очередную сессию шотландского парламента в Эдинбурге, и вскоре все лондонцы поверили тому, что у него был план, который он намеревался осуществить, отправляясь в поездку на Север. Вначале он собирался в тех краях стать во главе недовольной английской армии, объединить свои силы с шотландскими заговорщиками и только потом расправиться со всеми своими врагами. Этот слух был естественным следствием двойного разоблачения – армейского заговора и переписки Монтроза. Страхи и толки как в Лондоне, так и в стране ширились и росли, и, как обычно, это была вера в возможный папистский заговор. Парламент отдал распоряжение мировым судьям проверить всех диссидентов на предмет, нет ли у них оружия, и последовавшие дознания и обыски вызвали еще большее беспокойство среди протестантов и дали почву новым слухам. Было мало логики, или ее не было совсем в тех слухах, которые приписывали королю заговоры и с католиками, и с ковенантерами, и все же это была полуправда. Пим знал лучше, чем кто-либо, что планы короля не настолько разработаны и не настолько сложны, как всем представлялось. Он использовал нараставшую панику как предлог, чтобы попросить короля отложить его визит в Шотландию на две недели или пока английская армия на Севере не будет распущена, а шотландское войско не уйдет домой.