Полковник Урри и капитан Уильям Стюарт, которые обнаружили заговор, давали показания 12 октября, вслед за ними был допрошен подполковник Роберт Хоум. Все трое указали на Уилла Мюррея как на центральную фигуру заговора, и все косвенно указывало на короля.
Кроуфорд и Кокрейн с солдатской прямотой отрицали существование заговора; по их признанию, они с подозрением смотрели на союз Гамильтона и Аргайла и говорили о том, чисто теоретически, что можно было бы предпринять против них, если бы они нарушили свою лояльность королю. О том же, собственно говоря, сообщал и полковник Александр Стюарт, утверждавший, что капитан Уильям Стюарт понял его превратно, когда они в застолье разговаривали в то утро понедельника, 11 октября. Речь не шла о заговоре. Обсуждали, как следовало поступить, если бы Гамильтон и Аргайл оказались предателями.
Уилла Мюррея допрашивали три раза, он показал свою готовность к сотрудничеству, чувствовал себя уверенно. Он признал, что организовал частную встречу Кокрейна и короля, но у него нет ни малейшего представления, о чем они говорили. Кокрейн стоял рядом с ложем короля, его величество уже готовился ко сну, и занавеси вокруг кровати были опущены, и они полностью скрывали обоих собеседников для большей секретности. Мюррей упорно отрицал существование какого-либо заговора и рассмеялся, когда было высказано предположение, что он намеревался похитить Гамильтона и Аргайла из королевских покоев в Холируде. Но обратил внимание на новый элемент в этой истории. Кроуфорд пробормотал что-то насчет письма от Монтроза к королю. Уилл Мюррей добавил от себя: Монтроз написал не одно, а три письма. Король не проявил особого интереса к первым двум, но в третьем письме, полученном утром, 11 октября, содержалась какая-то информация, о которой король намеревался более подробно расспросить Монтроза, но этому помешал случившийся «инцидент». Это третье письмо было представлено, первые два так и не были обнаружены, возможно, они вообще могли быть плодом воображения. В своем послании Монтроз просил разрешения «ознакомить его величество с делом, которое не только в большой степени задевает его честь, но и касается, равным образом, существования его короны».
Смысл этого письма достаточно ясен, если вспомнить, какую позицию занимал Монтроз на протяжении последних трех месяцев. Он был изолирован в замке и ничего не знал о текущих событиях. Он ничего не знал о Кроуфорде, Кокрейне и Кере, но продолжал вспоминать, как ему не удалось предъявить доказательства обвинения Аргайлу в мае. Его пару раз допросили, а тщательный осмотр его частной корреспонденции еще раз показал, что никаких дополнительных улик, чтобы его можно было привлечь к суду, не было. Парламент принял меры предосторожности и приговорил к повешению главного свидетеля против Аргайла – незадачливого Джона Стюарта. Монтроз отчаянно стремился увидеть короля и объяснить ему, какой опасности он подвергается, он полагал, что король не знает об этом. Его письмо не имело никакой связи с «инцидентом», оно касалось других, более ранних событий.
Тем не менее это не помешало Мюррею процитировать двусмысленные фразы из этого письма, которые якобы поощряли заговорщиков. Он ловко использовал их, чтобы отвлечь внимание от себя и своих друзей и все подозрения сосредоточить на Монтрозе.
По всему Эдинбургу мгновенно распространилась весть, что Монтроз предлагал перерезать глотку Гамильтону и Аргайлу, захватить Эдинбургский замок для короля и утвердить в Шотландии его власть силой оружия. На явную абсурдность этой истории не обратили внимания не только враги короля, но и его друзья. Представление о Монтрозе – зачинщике кровавых заговоров в интересах своего суверена – как нельзя лучше подходило ковенантерам, стремившимся дискредитировать роялистов. Но раз уж он оказался в поле зрения общества, то стал служить козлом отпущения для тех роялистов, которые действительно разрабатывали подрывные планы. Кокрейн, Кроуфорд, Уилл Мюррей стали в представлении простого народа обыкновенными исполнителями и второстепенными фигурами в «инциденте», главным организатором которого был Монтроз.
Этот перенос ответственности на других людей спас заговорщиков от более опасных последствий их глупости, но не предоставил королю возможности сформировать роялистскую партию в Шотландии. Умеренные политики, не доверявшие ковенантерам, теперь имели повод не доверять также и королю.
Грозовые тучи так же, как и в Шотландии, сгустились над его головой и в Англии. Преданный Николас, потрясенный шокирующими версиями «инцидента», которые молва разнесла по всей Англии, из Вестминстера умолял короля прислать ему четкие разъяснения относительно того, что произошло, чтобы можно было сделать официальное заявление и заставить клеветников замолчать. Но Карл не послал ему никакого объяснения, потому что ему нечего было объяснять.